— Во всяком случае, вы хорошо сделали, что предупредили меня, иначе я мог бы повредить вам, сам того не сознавая. Вы меня приглашали... Но больше я не буду приходить к вам...
— Нет, я прошу вас, приходите, домнул Феликс. Какое, в конце концов, нам дело до света! Склонности зарождаются постепенно...
— Но я, — пролепетал Феликс, — я не чувствую никакой склон... никакой вины!
И, бормоча какие-то извинения, он выскользнул за дверь.
— Отилия, ты была права, — сознался Феликс. — Аурика неправильно поняла мои визиты. Как сделать, чтобы она оставила меня в покое?
— От Аурики так легко не отделаешься, — сказала Отилия. — Во всяком случае, ты ведь вряд ли собираешься на ней жениться, значит, она до конца дней будет ненавидеть тебя.
Позднее Отилия рассказала Феликсу, что Аурика пожаловалась дяде Костаке, будто Феликс держал себя с ней не по-джентльменски: он на улице, на виду у всех, брал ее под руку, часто входил к ней в комнату и этим ввел ее в заблуждение, заставив думать, что у него серьезные намерения. Дядя Костаке, обильно уснащая свою речь специальной терминологией, терпеливо разъяснил ей, что Феликс еще несовершеннолетний и как таковой не может нести никакой ответственности.
IV
Постепенно Феликс привык к порядкам в доме дяди Костаке и стал чувствовать себя там хорошо. В этом доме каждый делал что хотел, не спрашивая разрешения у других, и юноша пользовался полной свободой, которая составляла резкий контраст с суровостью его прежней жизни и оказалась благотворной для его замкнутого характера. Присущая Феликсу внутренняя дисциплина оберегала его от излишеств. Благодаря свободе исчезла его застенчивость и пробудилось сознание собственного достоинства. Отношения его с родными были лишены подлинной теплоты и сердечности, а окружающие проявляли к нему сдержанное сочувствие, и это еще сильнее развивало природное честолюбие юноши. Он нетерпеливо ожидал начала занятий в университете, горя желанием взяться за работу и как можно скорее сделать карьеру. Он уже сейчас строил планы на будущее и, перечеркивая в календаре миновавшие недели, считал, сколько месяцев осталось до его совершеннолетия.
— Как-то раз ему понадобилось купить книги и кое-что из одежды, и после некоторого колебания он пришел к дяде Костаке просить денег.
— О! — старик выпучил глаза и долго не мог ничего произнести. Потом, заикаясь, сказал, что у него нет денег, затем — что из доходов этого года ничего не осталось и, наконец, что доходы меньше, чем должны быть, и он сам не знает, как выйдет из положения.
