— Ты видел? — спросил он. — Свершилось великое чудо! Я был мертв — и я воскрес.
— Это правда, вы совершенно здоровы! — подтвердил Феликс.
У изможденного, почти совсем седого старика был неприятный пристальный взгляд фанатика. Все же слова его показались юноше разумными. Симион пророческим тоном продолжал:
— Я снова воскрес. Этого не случалось тысячу девятьсот десять лет. Я скажу тебе великую тайну! Тс-сс! А то еще кто-нибудь убьет нас. Я доверю тебе большую тайну, скажу, кто я такой...
Феликс сделал вид, что ему некогда, и поспешил домой.
— Приходи, я дам тебе таланты! — крикнул ему вдогонку Симион.
Феликс все больше убеждался, что старик не в своем уме. Накануне вечером он поставил диагноз и теперь с любопытством ожидал, что будет дальше. Он решил посоветоваться с профессором. Аглае равнодушно сказала ему, что у Симиона ничего нет, он вечно так кривляется. Когда Феликс попытался внушить ей беспокойство, сказав, что Симион странно изменился и все-таки следует позвать врача, она презрительно рассмеялась:
Вы не знаете Симиона. Он всю жизнь был немножко свихнувшийся. Если бы я каждый раз звала докторов... Ему стало плохо, и все тут.
Но так или иначе, поведение Симиона все же заставляло Аглае задумываться. Симион осмотрел свою одежду, и ему показалось, что она слишком коротка. Он шарил по всем шкафам, вытаскивал белье и костюмы и жаловался, что враги «убивают» одежду, бьют, режут и мучают ее, преследуя таким образом скрывающуюся в ней душу.
— Ты рехнулся, — кричала Аглае,— уж и не знаю, что мне делать с тобой! Весь дом перевернул вверх дном. Никто не укорачивал твои костюмы, они и были такие.
— Вы их мучаете! — хныкал Симион.
В сущности, он докучал только Аглае, так как Аурика возобновила свои прогулки по проспекту Виктории, а смирный Тити непонимающе смотрел вокруг и раскачивался у печки, сложив руки, как молящийся католик. Когда начинался скандал, Аглае приказывала сыну уйти в свою комнату, где никто не нарушал его покоя. Симион без конца твердил о святом духе, об Иисусе, о преследовании бога на земле и так далее в таком же роде, но никогда не заходил в своих разглагольствованиях так далеко, чтобы можно было обличить его сумасшествие. На обычные темы он говорил как вполне здоровый человек, и все его жизненные отправления совершались относительно нормально. Он много ел и спал как убитый. Феликс из интереса к психиатрии задался целью подробнее расспросить его обо всем. Возможность с кем-то побеседовать чрезвычайно обрадовала Симиона.
