Идя к дому, Стэникэ сделал еще немало подобных сравнений, хотя уже позабыл, чем они были вызваны. Олимпия собралась уходить. Феликс тоже. Симион заснул, и Аглае заявила, что надо оставить его в покое, потому что, черт побери, у него ничего нет. Просто несварение желудка!
— Куда ты идешь? — спросил Стэникэ Олимпию.
— Домой, куда же мне еще идти? Сколько можно сидеть в гостях?
— Но ведь твой отец болен! Ты разве не слышала, что за ним нужно смотреть?
— Найдется кому за ним присмотреть, не беспокойся. Есть Аурика, есть Тити. Мне надоело все время бродяжничать. Вообще хорошо бы и тебе побольше сидеть дома. Замужняя женщина я или нет?
Стэникэ пытался умилостивить жену, которая, воинственно выдвинув челюсть, смотрела поверх его головы.
— Дорогая Олимпия, ты же знаешь, что я как адвокат должен бегать, должен бывать повсюду. Раз у нас нет состояния, как у других... Не правда ли, домнул Феликс?
— При чем здесь домнул Феликс? Я с тобой говорю. Я буду просить домнула Феликса, с которым ты часто встречаешься, понаблюдать за тобой и сказать мне, с какими это женщинами ты постоянно бываешь, кто эта Джорджета, о которой я со всех сторон слышу.
— Вот, извольте! — изумился Стэникэ, взглянув на Феликса. — Эта женщина знать ничего не желает. Я вроде доктора, понимаешь? У меня контакт со всеми классами общества. Если артистка просит меня о помощи, не повернуться же к ней спиной?
— Какая там артистка, какая артистка? — оборвала его Олимпия. — Она...
Стэникэ принял целомудренно-негодующий вид.
— Дорогая, ты никогда не была такой нервной. В присутствии домнула Феликса, теперь, когда у нас в семье несчастье, ты устраиваешь мне сцены! Ты права, мы поговорим дома.
Все трое вышли во двор Костаке, так как Стэникэ настаивал, что надо проводить Феликса. Неожиданно они услышали отчаянный скрип, хриплый шепот заставил их вздрогнуть:
— Ну? Что случилось?
Это спрашивал, приоткрыв готическую дверь, дядя Костаке. Стэникэ немедленно нырнул в дом, обрадовавшись случаю избавиться от попреков Олимпии.
— Что случилось? Ему стало немного нехорошо, но в чем дело — одному богу известно! А что сказал доктор?
— Доктор! — вскинулся Стэникэ. — Жулик! Приходит, ощупывает тебя и говорит, что ничего точно не знает. Вы избрали хорошее ремесло, дружок! Он сказал, что будет видно позднее. Катар, удар — что-то в этом роде.
— Удар, — подтвердил Феликс.
— Вот-вот. И берет за это двадцать лей. Дают же дураки. А я дал только десять.
