Феликс с радостью принял предложение, довольный, что может оказать услугу тому, в ком видел отца Отилии. Он надел другой костюм, поправил на дяде Костаке обтрепанный галстук, и они отправились. Так как идти надо было довольно далеко, Феликс предложил старику сесть в трамвай или взять извозчика. Но дядя Костаке не согласился:
— Ты устал? Я нет! Дойдем потихоньку.
Всю дорогу старик брюзжал, вполголоса ругая Стэникэ: жулик, обманщик и так далее. Чтобы доставить Феликсу удовольствие, дядя Костаке купил по пути пакетик американских орехов и сам сгрыз почти все. Дойдя до ресторана, дядя Костаке послал Феликса вперед, предупредить хозяина. Феликс пробирался между столиками слегка сконфуженный, так как уже начинала собираться публика (было десять часов вечера), и оглядывался по сторонам, не подкарауливает ли его здесь Стэникэ. Он разыскал Иоргу, и тот, ликуя, поспешил вместе с Феликсом к двери. Они нашли щелкающего орехи старика на тротуаре.
— Домнул Костаке, я всю жизнь буду благословлять вас и вашего племянника!
Ресторатор втолкнул их в длинный темный коридор и по извилистым лесенкам и неожиданным переходам привел в свой кабинет. Из-за двери доносился резкий женский смех и тяжелое шарканье. Там был «отдельный кабинет». Дядя Костаке жевал орехи и удовлетворенно ощупывал стены, деревянные панели, засовы.
— Я вложил в ремонт целое состояние, домнул Джурджувяну, — сказал Иоргу, — заботился о вашем доме, как о своем собственном. Неужели теперь он перейдет в руки моих недругов?
Феликс чувствовал себя неловко. Он находил неудобным присутствовать при разговоре, тем более что дядя Костаке, очевидно, немного стеснялся его. Феликс даже сказал себе, что вмешиваться в эти дела ниже его достоинства. Ему хотелось есть, так как, прибежав домой, он не успел пообедать, а дядя Костаке слишком торопил его. Услышав об этом, Иоргу тотчас же приказал сервировать стол в одном из отдельных кабинетов и предложил Феликсу все, что тот пожелает. Два кельнера терпеливо и с явным расположением объясняли Феликсу качества всех кушаний, спорили между собой, посылали один другого по очереди на кухню и кормили юношу тем, что считали гордостью фирмы, наливая в стоявшую перед ним батарею бокалов всевозможные вина. После этой одинокой пирушки Феликс охмелел, по всему его телу разлилось блаженство и он стал припоминать все события этого дня. Сегодня у него был особый день, день нового существования, он познал радости жизни. Неожиданно для себя он услышал свой вопрос:
