холодные. Слышно было, как ветер стучится в стекла галереи и раскачивает еще обнаженные деревья. Мысли Феликса полетели к имению Паскалопола. Что делает там Отилия? Ревность тисками сжала ему грудь, когда он вспомнил о том, с какой нежностью относилась девушка к Паскалополу. Нет, больше не осталось ни малейшей надежды. Отилия прочно связана с Паскалополом и была ласкова с ним, Феликсом, просто потому, что хотела как можно деликатнее скрыть от него правду. Разве этот материнский тон, эта забота о его будущем не доказывали, что Отилия ни капельки не любит его? Феликс сам посмеялся над своими романтическими мечтами. Нет, для будущего врача он не подготовлен психологически. Коллеги в шутку донимали его этим. Надо быть более циничным, более трезвым. Женщины вечно разыгрывают комедию. Отилия притворялась робкой, высказывала ангельскую невинность, а сейчас спит в доме толстого Паскалопола, возможно даже рядом с ним. В гневе Феликс рубанул ладонью по воздуху, как будто хотел уничтожить это доводившее его до бешенства видение. Он твердо решил, что отныне станет покорителем сердец, мужчиной до мозга костей. Это единственный способ заслужить уважение женщин. Если бы Отилия в эту минуту оказалась рядом, уж он бы знал, что надо делать. Феликс метался в постели и в темноте задел рукой гребень, который положил около подушки. Невинная головка Отилии с откинутыми назад локонами снова возникла перед его глазами. А если он преувеличивает? Отъезд Отилии вызван неприятностями, которые выпали на ее долю в последнее время. Возможно, Отилия уезжала в спешке, рассорившись со стариком, и у нее не было времени оставить Феликсу весточку. Но она напишет, как только приедет. Эта мысль все больше овладевала Феликсом. В конце концов он уснул, и во сне видел, что Отилия целует его и читает ему свои собственные письма.
На другой день Феликс нетерпеливо ждал прихода почтальона, но никакого письма не было. Он начал подсчитывать: Отилия приехала поздно ночью и лишь на следующий день нашла время написать ему. За день письмо не дойдет. Но и на третий день — ничего. Феликс еще продлил срок в пользу Отилии. После недели уступок и выдуманных оправданий Феликс впал в уныние и опять пришел к выводу, что Отилии нет до него никакого дела. Он все чаще бывал в городе, обедал в ресторанах, вместе с товарищами посещал пивные и иногда возвращался домой к утру, под хмельком. Никто не спрашивал у него отчета, никто не интересовался им. Ему начинал нравиться этот вольный образ жизни. Он познакомился с несколькими эмансипированными студентками, которые отличались сомнительными манерами и наряду со студентами принимали участие в увеселениях. Одна из них проводила его до дому и намекнула, что хотела бы подняться к нему в комнату — посмотреть, как он живет. Феликсу показалось, что он этим оскорбит Отилию, и он не пригласил к себе барышню, которая пришла в негодование и довольно недвусмысленно обвинила его в ненормальном отношении к женщинам. Тогда он стал избегать товарищей по развлечениям и уже в одиночестве храбро ходил по кабачкам, каждый день посещая другой. Этот способ открывать новые для себя явления жизни, встречать невиданных раньше людей некоторое время забавлял его, и он положился на волю случая, оправдываясь тем, что ему, как медику, надлежит узнать все теневые стороны общества. Однажды вечером чья-то сильная рука сжала его руку. Обернувшись, он очутился лицом к лицу со Стэникэ — упитанным, хорошо одетым, с развевающимся галстуком «а ля лавальер» на шее.
