— Вот эту рубашку пусть надевает в холодную погоду, и следи, чтобы ночью он непременно спал в колпаке, он так привык. И хорошо, если бы он затыкал уши ватой, потому что здесь сквозит. Фуфайку, что я привезла, он должен носить под рубашкой до самого июня. И чтоб он не ходил без пуговиц на рубашке, это нехорошо. Пусть меняет белье два раза в неделю.
Аглае купила Тити материал на костюм и велела сшить его по своему вкусу, то есть посвободнее. В носки хромовых ботинок, которые были велики Тити, она сунула вату.
— Лучше, если ботинки велики, ногам будет спокойнее.
Она привезла тарелки, кастрюли, столовые приборы и, наконец, каждые два дня присылала провизию с указаниями, какие кушанья надо из нее стряпать. Ана, проявляя похвальное терпение, хранила умиленный вид. Аглае часто устраивала осмотры, рылась в буфете и на кухне, чтобы поглядеть, как они питаются, расспрашивала Тити, хорошо ли о нем заботятся. Тити всегда отвечал утвердительно. Аглае старалась предупредить малейшие желания сына и никогда не приходила с пустыми руками, очень часто приносила даже пирожные. Прожорливая Ана бросалась на еду и все пробовала, пока Аглае не осаживала ее:
— Дай поесть и мужу, он работает больше тебя. Это, со сбитыми сливками, я взяла для него — он такое любит.
Аглае зашла весьма далеко в защите интересов Тити и внушала ему, что женщина должна быть усердна в самой интимной области, иначе муж станет нервным. Она давала Тити ясные инструкции:
— Держи ее в строгости, не позволяй, чтоб она вертела хвостом, а то она обнаглеет.
Откровенно говоря, Ана заслуживала подозрений Аглае. Она никогда не стряпала и если решалась приготовить какое-нибудь блюдо, то выходила на кухню одетая, как для выхода в город, и брала продукты кончиками пальцев, словно что-то нечистое. Она наскоро поджаривала присланную Аглае провизию (консервы и то, что приготовить было труднее, она оставляла, а когда все это портилось, выбрасывала на помойку), затем отведывала собственную стряпню, пока не съедала все дочиста. Потом забредала на кухню к старикам или присосеживалась к столу братьев, отщипывала от всех кушаний, болтая и смеясь с полным ртом, а когда приходил Тити, невинным тоном спрашивала его:
— Дорогой, ты голоден? А мне что-то совсем не хочется есть. Я даже не готовила.
Лицо у Тити осунулось, но он ничего не говорил. Ана жадно рвалась к удовольствиям и завидовала чужой роскоши. Она постоянно уходила в город, без конца где-то пропадала. Тити запирался в квартире, писал картины с открыток, сам вставлял их в рамки и аккуратно прибивал к стенам. С молчаливым исступлением домоседа он трудился над всякими мелочами, расписывал акварелью тюлевые абажуры собственного изготовления, красил стол и стулья, изобретал разнообразной формы и величины паспарту для фотографии. Ана оставляла его в покое и уходила к родителям или в город. В последнее время в доме все чаще появлялся Стэникэ, державшийся развязнее обычного.
