Орфей . Да, папа. Вернее, нет, папа.
Отец . Нет, папа? Почему это - нет, папа?
Орфей . Ты отказался потому, что плохо играешь на арфе и знаешь, что тебя выгнали бы на другой же день.
Отец (обиженно отворачивается). Я и отвечать-то тебе не желаю.
Орфей снова берется за скрипку.
Ты опять за свое?
Орфей . Да. Тебе мешает?
Отец . Я сбиваюсь со счета. Восемью семь?
Орфей . Пятьдесят шесть.
Отец . Ты уверен?
Орфей . Да.
Отец . Как странно, а я-то надеялся, что шестьдесят три. Ведь только что у нас было восемью девять - семьдесят два… Знаешь, сынок, денег осталось совсем мало…
Орфей . Знаю.
Отец . Это все, что ты можешь сказать?
Орфей . Да, папа.
Отец . А ты подумал о моих сединах?
Орфей . Нет, папа.
Отец . Ну что ж. Я привык. (Снова погружается в подсчеты.) Восемью семь?
Орфей . Пятьдесят шесть.
Отец (с горечью). Пятьдесят шесть… Заладил свое. (Перестает считать и закрывает записную книжку.) Мы неплохо поужинали сегодня вечером, и всего на двенадцать франков семьдесят пять сантимов.
Орфей . Да, папа.
Отец . А вот салат ты заказал зря. Выбирал бы умнее, тебе бы дали его на гарнир, а вместо салата разрешили бы взять второй десерт. В дешевых ресторанчиках всегда выгоднее брать два десерта. Ломтик торта - прямо объедение… Видишь ли, по правде говоря, сегодня на эти двенадцать франков семьдесят пять сантимов мы поужинали лучше, чем вчера в Монпелье на тринадцать с полтиной, хоть заказывали там по карточке… Ты скажешь, что у них настоящие салфетки, а не бумажные, как здесь. Что верно, то верно, в том заведении умеют пустить пыль в глаза, но, в конце концов, оно ведь не из лучших. Ты заметил, они взяли с нас за сыр три франка? Хоть бы дали на выбор, как в настоящих больших ресторанах, куда там! Однажды, сынок, меня пригласили в ресторан Поккарди, тот, что на бульваре Итальянцев. И мне принесли на выбор…
Орфей . Ты об этом уже раз десять рассказывал, папа.
Отец (обижен). Ну что ж, как угодно, можешь не слушать.
Орфей снова берется за скрипку.
(Через минуту ему становится скучно, и он перестает дуться.) Послушай, сынок, ты играешь что-то ужасно грустное.
Орфей . Я и думаю о грустном.
Отец . О чем же ты думаешь?
Орфей . О тебе.
Отец . Обо мне? Вот так-так! Еще что скажешь?
Орфей (перестает играть). О тебе и о себе.
Отец . Правда, сынок, положение у нас с тобой не блестящее, но мы делаем все, что в наших силах.
Орфей . Я думаю о том, что с тех пор, как умерла мама, я брожу за тобой со скрипкой по террасам кафе, смотрю, как по вечерам ты бьешься над подсчетами. Слушаю твои рассуждения о меню дешевых ресторанчиков, а потом ложусь спать н наутро снова встаю.
