Его взгляд вернулся к сыну. Бран походил на мертвеца. Одежда изорвалась, и он весь перепачкался в саже. Дэвайн поудобней пристроил на спине котомку. Нужно было торопиться, чтобы поскорей добраться до лесной опушки, тогда, может быть, они сумеют отсюда сбежать.
Дэвайн нагнулся, чтобы поднять сына со снега.
— Куда собрался? — окликнул хриплый голос. Дэвайн вздрогнул и выпрямился. Со стороны поселка приближалась темная фигура. Загородив собою сына, Дэвайн вынул меч. Лезвие замерцало, отражая отдаленное зарево пожара.
— Ты куда, колдун? — человек остановился. В руке поблескивал клинок. — Куда собрался, говорю?
Когда незнакомец это произнес, Дэвайн узнал в нем конунга. Торгрим был один, растрепанные темные волосы торчали, будто у мальчишки.
— Я с тобой говорю, колдун, — бросил конунг. — Я тебя разве отпустил? Куда идешь, спрашиваю? Отвечай!
— Куда-нибудь подальше, — отозвался Дэвайн. — Туда, где тебя нет, Торгрим Железный Лоб. И я предупреждаю: не лезь ко мне. Лучше не мешай, ясно?
— А если помешаю, то что? — осведомился конунг.
— Тогда мне придется тебя убить. И уж поверь, на сей раз я не оплошаю. Не недооценивай меня, конунг. Уйди с дороги, — Дэвайн обхватил рукоятку меча обеими руками. Отвел клинок в сторону, направив острие конунгу в грудь.
— Ах ты, собака, — выговорил конунг. — Пес проклятый… Пришел, пожег меня дотла, а теперь сматываешься? Ну, и тварь же ты… эх, и что за тварь.
Его тон удивил Дэвайна. Можно было ожидать чего угодно: ругани, проклятий, угроз, может, нападения, но не той растерянности, что звучала сейчас в голосе конунга.
— Не забывай, — ответил Дэвайн, — мы к тебе в дом не вламывались. Это твои люди нас сюда приволокли, и держал ты нас тут насильно. Не строй из себя невинную жертву. Оставь нас в покое, просто дай уйти.
— Ну, иди, иди! — заорал конунг. — Проваливай, скатертью дорожка! Колдуны поганые! На что вы вообще годитесь? Чужие дома только жечь… Уж лучше бы мне тебя никогда не видеть, тебя, и твоего проклятого щенка. Иди, мешать не буду, — отвернувшись, конунг в сердцах воткнул меч в снег. Огненные блики освещали его понурую фигуру.
Однако у Дэвайна не было ни сил, ни времени, чтобы размышлять над его странным поведением. Нужно было уходить, пока конунг не передумал.
Не спуская с него глаз, Дэвайн склонился к сыну. Закутав в плащ, поднял на руки и двинулся в темноту, в сторону леса, увязая в глубоком снегу.
Он отошел далеко, когда его окликнул тихий голос:
