— Указаний? — визгливо спросил рыцарь. — Меня могут вздернуть на первом же дереве, и ты это прекрасно знаешь!
— Могут, — кивнул Басили, — как и меня. Как Читу или Карлея. Как других наших людей. Но ты знаешь, что Божьих Воинов много, всех не перевешаешь. Те, кто затеял эту дурацкую войну, ответят за все.
— А ты, отче, — усмехнулся офицер, — значит, голубь мира.
"Это ты у нас голубь, трахатель смазливых парнишек. Или наоборот, тебя дрючат в зад?"
— Достойный офицер все понял?
Дождавшись ответного кивка, Басили некоторое время смотрел, как рыцарь пьет вино. Ага, дрожит рука-то. Нужно будет сказать Чите, чтобы выбросил всю посуду, к которой прикасался этот мерзавец. Стул пусть сожжет. Пол зальет чачем, чтобы даже духа мужеложца не осталось!
Когда рыцарь ушел, отец Басили щелкнул пальцами.
— Чита, сын мой, — обратился от к вертлявому Следящему, — позови Карлея. У нас много дел… Почему ты ухмыляешься?
— Прошу прощения, святой отец, — Птах насмешливо скривил губы, — просто хочется знать, когда можно будет отрезать яйца парочке королевских холуев.
Глава Божьих Воинов налил себе вина. Глотнул. Ах, Ормаз великий, сказка, а не напиток!
— Скоро, друг Чита, очень скоро… У нас еще есть такое вино?
— Королева… — Зезва Ныряльщик поднял на Гулверда карие глаза. — Что ты хочешь этим сказать?
— Что хочу сказать? — сверкнул глазами инок. — Королева, которая не вполне человек и… Спокойно!
Кровь бросилась Зезве в лицо. Он вскочил и… медленно сел на скамью. Усилием воли подавил дрожь в руках.
— Неужели, — с горечью сказал монах, — ты еще не свыкся с мыслью, что на троне Мзума сидит существо, по крайней мере наполовину являющееся страховидлом?
Ныряльщик молча смотрел в открытую книгу, ничего при этом не видя.
— Вот что я тебе скажу, — Гулверд наклонился над столом. — Кем бы она ни была, пока я жив, я буду защищать королеву Ламиру. Мне плевать, есть у нее хвост или нет. Те, кто хочет свергнуть ее, люди. Но только внешне.
— Красивые слова, — выдавил из себя Зезва.
— Я всегда красиво говорю, — кивнул монах.
— И ты, — Ныряльщик криво усмехнулся, — говоришь про людей?
Гулверд несколько мгновений молча изучал хмурое лицо рыцаря, затем медленно проговорил:
— Каджи.
— Каджи, — словно выплюнул в ответ Зезва.
— Каков их интерес?
— Интерес? Интерес, курвова могила? Если бы знал! Скажи, как ты очутился в Цуме?
— Спроси лучше, что случилось со мной ночью, когда я добрался, наконец, до этого славного города.
Тихий смех Гулверда заставил Ныряльщика вздрогнуть. Шутник, курвова могила. Впрочем, мысли о шутках быстро оставили Зезву, когда инок начал рассказ. Несколько раз помрачневший донельзя Ныряльщик перебивал рассказчика, и Гулверд терпеливо пояснял.
