И не есть ли та тоска, которая родилась во мне, тоской по Родине? Не есть тот тихий звук, который прозвучал в моей душе, – любовь?
Поезд уезжал домой, вздрагивая и качаясь на рельсах, а я сидел, писал эти строчки.
1993 г. вечер, поезд «Саратов-Москва»
* * *
На автоответчике гудки несказанных слов.
* * *
На Тверском – проститутки.
Жаль, что так много блядей.
И все равно наши девчонки
Лучшие в мире!!!
* * *
Мне захотелось, чтобы собака,
Которая случайно оказалась в подъезде,
Была Посланцем.
Наверное, эта мысль – мысль труса.
* * *
В пустом доме захотелось друзей
И в то же время захотелось одиночества.
* * *
Вино, что искрится в бокалах,
Чем-то напоминает слезы. Ну и пусть!
Май 1994 г.
* * *
Он набрал ее номер и спросил:
– Это клуб? Его спросили:
– А какой вы номер набираете?
– Номер такой-то, – ответил он.
– А какой вам нужен клуб? – спросили его.
– Извините, я ошибся, – сказал он и бросил трубку. Но до того, как бросить трубку, он вспомнил, чей это номер, но почему-то спросил другое. Но ведь самое-то главное, что он звонил действительно в клуб по другому номеру, а набрал этот. И он подумал:
«А может, это она все напутала?! И вывела его рукой свой номер».
Один демократ ехал в метрополитене. Он сидел среди сограждан и молча восхищался видом дверей с надписями «Не прислоняться к двери». Собственно, он сидел напротив этих дверей и поэтому восхищался. Еще он думал про народ, с которым он находился в данный момент. «Вот, вокруг как много людей в поезде метрополитена. И я среди них сижу, и ничего такого не происходит. Я в самой гуще событий».
Но демократ был настоящим, не каким-то там просто демократом, а всамделишным демократом с правильным лицом и зорким глазом. Этим самым глазом он мог, как аппаратом доктора Рентгена, посмотреть на все вокруг и сказать сразу свое рассуждение или даже прочитать доклад на вольную тему.
Когда поезд останавливался на станциях, из него выходили и входили граждане и гражданки. И демократ молча, но всей душой приветствовал передвижение сограждан и восхищался простой и незатейливой добротой простого народа.
На одном из перегонов между станциями демократ, не желая привлекать внимания и сохраняя инкогнито, чтобы быть в гуще событий, незаметно кашлянул в ладошку. Но, когда он кашлял, то сильно натужился и громко пернул. Человеческое стадо сразу пришло в движение и стало обращать на него внимание. Демократ смутился и весь покраснел. А гражданка, сидевшая рядом с ним, в цветастом платье, не стала зажимать нос, как все, хоть ей было противно. А участливо сказала: «Это ничего». Но демократ весь покраснел, потому что понял, что теперь его могут принять не за демократа, а за какого-нибудь исламского фундаменталиста или жидомасона. Он стал плакать и сморкаться в платок. На платке оставались зеленые сопли, и он брал их двумя пальцами с платка и нервно ел. Он всегда ел сопли, когда думал о судьбах страны. А гражданка в цветастом платье сказала, что сопли не так вкусны и предложила ему яблоко антоновку из авоськи, говоря в утешение, что оно тоже зеленое. Но демократ ей не поверил и все равно ел сопли и плакал.
