Генрих II открыл совет, призвав архиепископа поклясться в том, что он будет соблюдать обычаи государства безо всяких оговорок, как это было сделано в Вудстоке. Этого момента ждали все: одни с плохо скрываемым удовлетворением от того, что архиепископ Кентерберийский, который поднялся из низов и стал вторым человеком в государстве, которого король на виду у всего народа приветствовал, опустившись на одно колено, будет публично унижен и растоптан; другие с глубоким сожалением, что единственный человек, который нашел в себе смелость выступить против короля и с мужеством, достойным Ланфранка или Ансельма, бороться за права церкви, теперь вынужден будет продемонстрировать трусливую покорность и подчиниться тому, что они в душе своей считали злом.
Но Бекет отказался дать клятву.
Зал загудел как улей. Крик короля был похож на львиный рык. Ожесточенный спор не утихал, и король впадал во все большую ярость.
Несколько человек пытались убедить Томаса уступить Генриху. Епископы Солсберийский и Норичский, которые уже давно попали в немилость к королю, со слезами на глазах умоляли Бекета помириться с королем, иначе он всех их казнит. Но архиепископ был тверд и даже попытался их успокоить. Тогда два самых влиятельных графа королевства, Роберт Лейстерский и Реджинальд Корнуолльский, подошли к Томасу и заговорили с ним, как искренние друзья. Они предупредили его, что король испытывает такую ярость, что «может ответить на оскорбление ударом меча». Они умоляли его подумать о них и принести королю требуемую клятву, иначе он заставит их совершить позорное и ужасное преступление – убить своего архиепископа. Речи епископов о смертельной угрозе можно было объяснить их природной робостью, но, когда о жестокой расправе, которую задумал король, заговорили такие храбрые люди, как граф Лейстер и граф Корнуолльский, Томас призадумался. Тем не менее он решил не отступать и заявил графам, что «готов, если надо будет, принять и смерть».
Самыми последними подошли Ричард Гастингс, магистр ордена тамплиеров в Англии, и один из его друзей-рыцарей, который был в большой милости у короля. Они заверили Томаса, что король хочет от него лишь одного – совершить формальный акт подчинения для удовлетворения его оскорбленной гордости. Они поклялись спасением своей души, что, если Томас совершит этот акт, вопрос об обычаях будет навсегда оставлен и король не потребует от него ничего, что противоречит его желаниям и нанесет удар духовенству.
