После обеда все расположились в гостиной. Моника и Софи курили Мальборо, к ним присоединилась графиня Конси. Но Маша отклонила их призыв, поскольку давно бросила сию вредную привычку. Ее мысли невольно перенеслись в Вену, в памяти всплыл образ графа Корфа. Внезапно рядом с нею оказался Бестрем:
— Давно ли вы, фрау Лаурин, встречались с профессором Новьевым?
— Вам, господин Бестрем, известно о моем знакомстве с этим выдающимся человеком? — с едва уловимой иронией воскликнула Мими.
— Ну вы же работали с ним в одном Институте, не так ли?
— Да, но он уже лет семь, как эмигрировал. Кажется, он теперь в Германии?
— Да, я с ним не раз встречался в Мюнхене — потрясающе интересный человек. Гм… ведь он летчиком был — настоящий русский патриот. Вот уж поистине неисповедимы пути Господни! Ведь он против нас, немцев, воевал, а теперь именно у нас себе убежище нашел! А какие жуткие вещи про КГБ рассказывал: как его же боевые друзья-летчики доносили друг на друга — уму непостижимо! Гм… ну а вы-то сами как к нему относитесь?
— Я? С глубоким почтением, — ни секунды не задумавшись, ответила Мария.
— Так вы тоже диссидентка?
— Нет, господин профессор, я всего лишь беспартийная.
— Однако странно, как же вам карьеру-то сделать удалось?
— Сама удивляюсь, господин Бестрем. Ведь я действительно всегда в Институте «белой вороной» была. Но палки в колеса мне никто не вставлял.
Легко засмеявшись, граф поднялся со стула, уступая место пастору Бохену. Весь облик известного профессора-советолога — крупная голова, массивный подбородок, густые брови с проседью, низко нависшие над глубоко посаженными, молодо блестевшими глазами, — выдавал недюжинную силу старика.
— Так мы не договорили с вами, фрау профессор, как там у вас перестройка и гластност, а? — пробасил он, отчеканивая слова, давно набившие оскомину у Маши.
— У нас, господин пастор, очень многие думают, что это — очередная дешевая пропаганда, не более того.
— А вы, вы сами так не думаете?!
— Нет, господин Бохен, не думаю! За всей этой болтовней на сей раз что-то скрывается, ну, гм… готовится что-то непонятное. Мне кажется, что у нас действительно грядут перемены.
— Так радоваться надо, фрау Лаурин! Наконец-то во главе СССР появился настоящий демократ!
— Настоящий де-ма-гог! Простите, что не могу согласиться с вами, господин пастор. Я ведь знаю не только речи и «писания» нашего генсека. Но и некоторые его дела-делишки, — твердо произнесла Маша, удивив старика.
