Советские поэты, павшие на Великой Отечественной войне | страница 90



В горе, в одиночестве, в тоске,
Рядом с маленьким девичьим следом
След мужской увидеть на песке;
Чтобы за полночь простой охотник,
На медведя ладя самострел,
О тебе сказал бы неохотно,
На меня б спокойно посмотрел;
Чтоб я понял ночью равнодушной,
Как дымятся горы впереди,
Что тебя разыскивать не нужно,
Если ты стучишь в моей груди!
1937

134. ЩИТ

Мы щит нашли на поле Куликовом
Среди травы, в песке заросших ям.
Он медью почерневшей был окован
И саблями изрублен по краям.
Безвестный ратник здесь расстался с жизнью,
Подмят в бою татарским скакуном,
Но всё же грудь истерзанной отчизны
Прикрыл он верным дедовским щитом.
И перед ним в молчании глубоком
Мы опустили шапки до земли,
Как будто к отдаленнейшим истокам
Могучего потока подошли.
…Что станет думать дальний наш потомок
И чем его наполнится душа,
Когда штыка трехгранного обломок
Отыщет он в курганах Сиваша?
<1940>

135. «Всё было таким особым…»

Всё было таким особым
Той сказочной дикой весной —
И бег ручьев по сугробам,
И солнечный свет сквозной.
В предчувствии близкого лета
Черемухи пышно цвели,
Их ветви под тяжестью цвета
Сгибались до самой земли.
Одна лишь под солнцем весенним
Стояла суха и грустна,
И белым безумным цветеньем
Совсем не блистала она.
Она в полуночную темень
Ветвями стучала в окно,
В ответ под ударами теми
Слегка дребезжало оно.
И я выходил, босоногий,
Из комнатной духоты
И видел: бежали дороги
Под светом неверной звезды.
Пустынная полночь! А где-то
В песках Каракумов, в пыли,
Пылало в сто градусов лето,
Но люди Турксиб вели.
Земля на заре дымилась,
Гудели в ночи трактора,
Сезонникам ражим на милость
Сдавалась Магнит-гора.
Трубила на севере битва,
Входили во льды суда,
И было до слез обидно,
Что им не зайти сюда.
Любя, ненавидя и мучась,
И бредя во сне высотой,
Я понял печальную участь
Завядшей черемухи той.
Ее не касалось веток
Паденье вечерних рос,
И рядом с черемухой этой
И я, задыхаясь, рос.
А там, за окном, коростели
Сходили с ума в ночи,
Просторы земли синели,
К озерам неслись ручьи.
Весь мир я увидел воочью —
Он звал на сотни ладов,
Такой незабвенной ночью
Покинул я отчий кров.
Рубашка, тужурка, ботинки —
Немудрое барахло!
И вдаль уводили тропинки,
Чтоб сердце назад не влекло,
Чтоб Родину видеть и всюду
Встречать мне родные края…
Тебя никогда не забуду,
Подруга лесная моя.
Но как-то я сверстника встретил,
Сказал он, слезая с седла:
«На том незабвенном рассвете
Черемуха вдруг зацвела».
1940

136. ПОХОДНЫЙ РЮКЗАК

Над моею кроватью
            все годы висит неизменно
Побуревший на солнце,