Уже дочитаны стихи.
Олег, закуривая, стоя:
«Ну что ж, пожалуй, не плохи,
А только и плохих не стоят.
А пахнут, знаешь, как тарань,—
Приспособленчеством и дрянью.
Того гляди и трактора
Бравурной песенкою грянут.
И тут же, „не сходя с местов“,
Безвкусицей передовицы
Начнут высказывать восторг
Орденоносные девицы.
Ты знаешь сам — я им не враг,
Ты знаешь, папа арестован.
Но я не вру и я не врал,
И нету времени простого,
Он адвокат, он наболтал,
Ну, анекдотец — Брут на воле.
В них стержня нет, в них нет болта.
Мне лично больно, но не боле.
Но транспортиром и мечом
Перекроив эпоху сразу,
Что для искусства извлечет
Опальный человечий разум!
Боюсь, что ничего. Взгляни:
Французы, что ли?
Ну лавина!
А что оставили они —
Недопеченного Давида.
Ну что еще? Руже де Лиль?
Но с тиною бурбонских лилий
Его навеки отдалил
Тот „Ягуар“ Леконт де Лиля.
Искусство движется теперь
Горизонтально. Это горько,
Но выбирай, закрывши дверь,—
„Виргиния“ или махорка.
Ну что же, опростись пока,
Баб щупай да подсолнух лускай,
А в рассужденьи табака
Лет через сто дойдем до „Люкса“.
Без шуток. Если ты поэт
Всерьез. Взаправду. И надолго.
Ты должен эту сотню лет
Прожить по ящикам и полкам,
Росинкой. Яблоком. Цветком.
Далеким переплеском Фета,
Волос девичьих завитком
И чистым маревом рассвета.
А главное, как ни крути,
Что делал ты и что ты сделал?
Ты трактористку воплотил
В прекрасной Афродиты тело.
Ты не понятен им, поверь,
Как Пастернак, как громы Листа.
Но Листа слушают — поме́р,
А ты — ты будешь вновь освистан.
А выход есть.
Портьеры взмах —
И мир уютом разграничен,
Мы сядем к огоньку. Зима.
Прочтем Рембо, откроем Ницше.
И вот он маленький, но наш,
Летит мечтой со стен и окон,
И капли чистого вина
Переломляют мир высокий».
