— Я не понимаю, почему мое замечание вызвало у кого-то гнев, — проворчал Пирсон, но О’Доннелл чувствовал, что старик сдается.
— Как бы то ни было, Джо, я хочу, чтобы мы проводили конференции так, как я считаю нужным.
«Не хочется наступать ему на горло, — подумал О’Доннелл, — но настало время определиться».
Пирсон пожал плечами:
— Как вам будет угодно.
— Спасибо, Джо. — О’Доннелл понял, что выиграл; это оказалось легче, чем он предполагал. Может быть, стоит тогда затронуть и другой вопрос? — Джо, — сказал он, — уж коли мы здесь, давайте поговорим еще об одной вещи.
— У меня очень много работы. Это может подождать?
Слушая Пирсона, О’Доннелл хорошо понимал, что у него на уме. Патологоанатом давал понять, что, уступив в одном, не собирается сдаваться по всем направлениям и хочет сохранить независимость.
— Думаю, что это дело не может ждать. Речь идет о патологоанатомических заключениях для хирургических отделений.
— Вас не устраивают заключения? — Реакция старика была агрессивно-оборонительной.
О’Доннелл продолжил:
— Мне жалуются врачи. Некоторые заключения поступают из отделения патологической анатомии с большой задержкой.
— Это, конечно, Руфус. — Джо Пирсон не скрывал горечи. В его словах явственно слышался подтекст: еще один хирург создает проблемы.
О’Доннелл твердо решил не поддаваться на провокацию.
— Не только Билл Руфус. Жалуются и другие хирурги. Вы же знаете об этом, Джо.
На какое-то время Пирсон замолчал, и О’Доннелл вдруг ощутил приступ жалости к старику. Годы идут неумолимо. Сейчас Пирсону шестьдесят шесть. Активной жизни ему осталось от силы пять или шесть лет. Некоторые смиряются с этой переменой и уступают место более молодым коллегам. Пирсон был не таков и не скрывал своей обиды и недовольства. О’Доннелл не вполне понимал, что стояло за ними. Может быть, старик болезненно ощущал, что не успевает за новшествами современной медицины? В этом он не первый и не последний. Но при всей неуживчивости Джо Пирсона у него были неоспоримые заслуги. Именно поэтому О’Доннелл действовал осмотрительно и осторожно.
— Да, я знаю. — В тоне патологоанатома прозвучало смирение.
Значит, он признал сам факт. «Как это характерно для него», — подумал О’Доннелл. Пирсон понравился ему в самом начале его пребывания в клинике Трех Графств, понравился своей прямотой, которую О’Доннелл часто использовал для повышения уровня медицинских стандартов.
О’Доннелл вспомнил, что одной из проблем, с которой ему пришлось столкнуться, была борьба с ненужными операциями. Среди таких операций было невероятно большое число гистерэктомий. Некоторые штатные хирурги клиники зачастую удаляли совершенно нормальные матки. Эти люди нашли в хирургии удобный и выгодный способ лечения всех женских недомоганий, даже тех, которые хорошо под даются медикаментозному лечению. Для патологоанатомических заключений была придумана дымовая завеса в виде расплывчатых диагнозов: «хронический миометрит» или «фиброз матки». О’Доннелл вспомнил, как сказал однажды Пирсону: «В гистологических заключениях мы будем называть лопату лопатой, а здоровую матку здоровой маткой». Пирсон тогда улыбнулся и полностью поддержал нового шефа хирургической службы. В результате ненужные операции почти прекратились. Хирурги были шокированы тем, что удаленные ими органы демонстрировались коллегам, а те убеждались, что они удалены были совершенно здоровыми.
