— Wireless?
— Да. Она пела там по-английски, что-то такое про демонов трогательное.
— Ну да, помню.
— А чего — никто не видел Катерину?
Тут я почувствовал, что у Елизария словно перехватило дыхание. Он едва заметно подозвал меня на кухню:
— Откуда они знают про Кэт?
— Мы же все раньше тусовались вместе, и Даэмон тоже. Странно: я-то ее впервые только в Таллинне увидел.
— Плевал я. Сделай так, чтобы они сменили тему. А к Кэт пусть никто даже не подходит. Иначе плохо будет. (Я не внял его доброму совету; и, едва Елизарий спустился вниз, спросил у ничего не подозревающей барышни нужный мне телефон).
— Катя?
— Да.
— Здравствуйте, это говорит друг Даэмона, мне хотелось бы… знаете, у меня есть к нему дело.
— К сожалению, я не могу вам помочь. Позвоните Антону Орлову, он знает, где его искать.
— Он все не в Москве?
— Нет, — она не хотела говорить.
— Я должен связаться только с тем, кто не причинит вреда Даэмону. Никакого Орлова я не знаю. Про вас же слышал от него, да и не только — видел…
— Где?
— Тогда, в Таллинне… вряд ли я вам припомнюсь, а если припомнюсь — точно не в лучшем виде. Но — так или иначе, мне не хотелось бы говорить об этом по телефону.
— Приходите завтра на угол Неглинной напротив ЦУМа…
— Во сколько?
— В три тридцать ночи.
Вот это девушка, подумал я. Часы показывали два часа пополудни.
Прогуливаясь по Чистопрудному, я самолично заметил скопление военных, бесцельно тянущееся в сторону Маросейки. Телевидение до этого не сообщало, что в Москву введены войска, да и присутствовали они как-то незаметно. В чем смысл этих передвижений, мне неведомо. Сатаников ловить? Еще бы стрелять начали, хотя с них станется…
Я беспокойно шел в противоположную сторону, судорожно кутаясь в плащ от озноба. Теперь я понял, что меня тянуло все это время к Даэмону, что сподвигло на безумный звонок — те, в Таллинне. Старик с палкой и дуремар с перевязанным глазом — типажи невероятного фарса, только взаправдашнего. Теперь я не думал — я чувствовал: они непонятно как угрожают Даэмону (с чего мне только в голову взбрел такой бред!? нет, угрожают — в тени держатся). Что-то в них было недоброе. Не то чтобы в Даэмоне «доброе» обреталось, вот уж нет. Но те были темны по-другому. И они искали его…
Нет, явно бред. Зачем лезть мне в эти страшные игры утомленных и пресыщенных декадентов, напоминающие что-то с кроваво-красными губами? И все же я знал, что пойду. Почему-то мне довелось оказаться участником драмы, и это «почему-то» пересиливало все остальное. Но неужели здесь, на днях, в обыденности вечно спящей Москвы, произойдет то самое темное преображение мира? Кругом все так беспечно, странновато, да… но — беспечно.
