Ближе была видна вся картина разрушения.Угол отделения разворотил подбитый новенький танк
-51Т-72, на куполообразной башне которого было выведено белыми буквами: "ЗА РОДИНУ, ЗА СТАЛИНА". Поверх этой надписи варом или смолой было написано: "долой тоталитаристов". Крыша отделения выгорела, из полузаложенных кирпичом окон кверху тянулись языки копоти. К стене был прислонен лист фанеры с надписью: "Здесь будет сооружен памятник жителям Великого Гусляра, боровшимся с тоталитаризмом, черносотенным национализмом и интервенцией".
Удалов побрел к горисполкому. Над церковью Параскевы Пятницы развевался черно-колокольный флаг, на древних камнях белели обрывки каких-то листовок. Корнелий прочитал заглавие одной из них: "Знамя Гуслярского Сопротивления" и вспомнил о главном редакторе Малюжкине. Найти бы сейчас его или Мишу Стендаля. Картина этого мира уже складывалась в голове Удалова, и для выполнения своей цели надо было выйти на профессора Минца, или хотя бы на тех, кому он ставит антигравитаторы на грузовики.
Грохнул выстрел, и в каменную кладку над головой Удалова врезался заряд крупной картечи. Ломкий мальчишеский голос прокричал: "Руки вверх, лицом к стене!". Удалов выполнил приказание, но не утерпел и слегка обернулся.
В десятке метров за его спиной стоял Максимка и целился в него из самодельного, собранного из водопроводных труб винчестера. На его плечах, как мамино платье, болтался потертый бронежилет. Справа от него в ковбойской стойке, расставив тоненькие ножки, стояла с тяжелым револьвером "Кольт-Питон" соседская Машенька, а чуть подальше примостился Петька Иваницкий с фаустпатроном времен взятия Берлина. Максимка передернул затвор, шмыгнул носом, и как-то виновато сказал:
- Так что... Мы тебя, папаня, приговорили.
-52Ты застойный тип со склонностью к измене Родине и с патриотами этими... колокольниками... тоже зря водился.
Но тут в переулке взревел знакомый грузовик, и исполнение приговора пришлось отложить. Старый фаустпатрон сработал, хотя Петьку опрокинуло на спину, и взрыв только обрушил на кабину грузовика часть дома. Ребятишки дали стрекача. Удалов тоже решил не оставаться на месте, и скоро у Параскевы Пятницы остался только грузовик, из которого с руганью садил во все стороны длинными очередями ушибленный пулеметчик.
Почему-то все дороги приводили Корнелия к площади. Теперь он решил не противиться судьбе, тем более, что веревки были сложены у колышков. У подножия Римки-Свободы поднялась временная трибуна, под которой потихоньку скапливался народ. Люди переходили сюда из очереди к военному грузовику, с которого солдаты в голубых касках раздавали консервы - две банки в одни руки. Рядом стояли солдаты в телогрейках и пилотках, всем своим видом показывавшие, что им совсем не хочется получить банки, что на самом деле они контролируют ситуацию. В очереди с достоинством стояла музейная дама Финифлюкина. Она тоже изображала полную непричастность к получению продуктовой милостыни, и лишь изредка подносила платочек к гордым глазам. Над трибуной реял транспарант с надписью "ВЫБОРЫ ГОРОДСКОГО САМОУПРАВЛЕНИЯ - ДЕМОКРАТИЯ НА МИРОВОМ УРОВНЕ !!!". С одного края транспарант был привязан к водосточной трубе музыкальной школы, а другой край свисал с руки бетонной Римки, придерживающей ленту с "тонизирующими напитками".
