— Мы уже год не виделись, понимаете? Это долго! Затем, без перехода: — Вы тоже женаты?
Симон покачал головой. Женат! Эта мысль его смешила.
— Да, правда, — сказал Пондорж, понимая, что ошибся, — мне сказали, что вы интеллигент. Ну тогда…
Интеллигент… Симон поморщился. Этот Пондорж был неделикатен. Впервые к нему применяли это странное слово, называли его интеллигентом. Что это значит? Впервые также удивлялись тому, что он не женат. Симон явно попал в «другую» среду. Особенно он был смущен объяснением, которое Пондорж так простодушно дал его холостяцкому положению.
— А вы, естественно, считаете, что интеллигенты не женятся?..
Пондорж ни в малейшей степени не казался смущенным вопросом.
— Гм… Эти люди рассуждают, взвешивают за и против. Когда начинаешь рассуждать, в конечном счете всегда отказываешься. Мир сейчас идет наперекосяк, — продолжал он с уверенностью, — потому что слишком много людей рассуждает. По моей теории…
Его понесло. Он говорил «по моей теории», как люди, сделавшие себя сами, для которых каждая идея была личным завоеванием; но чувствовалось, что этими идеями он дорожил, как собственной жизнью, и в его глухом голосе был странный пыл.
Итак, потребовалось выслушать теорию Пондоржа. По ней в мире было две категории людей. Во-первых, отрицательные личности: те, что вечно рассуждают и проводят жизнь, погрязнув в риторике и пустословии. В отношении этих людей Пондорж был категоричен: они бесплодны, даже вредны, и он их ненавидел. Симон смотрел на Пондоржа; никогда в жизни он не видел такого воинственного человека, такого бесстрашного, такого прямодушного борца. Он начинал сам опасаться пыла этого человека, которого в другое время уничтожил бы одной улыбкой, обозвав бескультурным. Но он теперь был не в Сорбонне, не в обществе высших людей, защищенных от вторжения людей невоспитанных и создателей теорий; на этот раз он был в жизни и чувствовал, что все, что исходило от этой жизни, от этого человека перед ним, было чем-то подлинным, что он должен был уважать так же, как изысканную иронию Эльстера или ученые исследования Лареско.
— Ну, а положительные люди? — спросил он, когда Пондорж закончил свою речь.
Пондорж приступил к доказательству второго тезиса. Он состоял в том, что положительные люди — те, кто умеет занимать позицию. Занять позицию: эти слова тоже удивляли Симона. От него никогда не требовали занять позицию. По правде говоря, его научили только одному: рассуждать, как говорил Пондорж, рассуждать на все темы, насколько позволяет кругозор, и избегать всеми средствами, предоставляемыми риторикой тем, кто умеет ими пользоваться, этой высшей ошибки: занимать позицию!..
