Но с наступлением вечера, когда все уходили, и он не ожидал более гостей, вдруг наставала минута, когда он задыхался от одиночества. Он мог бы пойти проведать какого-нибудь соседа. Но которого?.. Может, Лау? Или другого, о котором Массюб говорил ему так загадочно?.. Но тот по-прежнему был невидимкой; было только слышно, как он днем ходит мягкими шагами, или скребет по бумаге, или сколачивает ящики… Однако одним вечером Симон решился: он выбрал Лау; к другому идти было слишком боязно.
Он осторожно вышел из комнаты и подошел к двери соседа. Там он на мгновение остановился и прислушался. Кашель был слабее, чем обычно. Он подумал, что уже много дней не видел своего товарища. Что он ему скажет? В голову ничего не приходило. Но когда он прикоснулся к кнопке замка, то заметил квадратный листок, прикрепленный к двери кнопкой:
Запрещены посещения
без разрешения.
Ординатор д-р Кру.
Запрещены посещения без разрешения: в четырех шутливо звучащих словах, расположенных в две строчки друг над другом, как двустишие, таился какой-то зловещий подтекст. Это был словно приговор, подписанный рукой палача. Симон отступил… Ночью ему снилось, что он остался один на земле после катастрофы и что он живет в огромном пустынном здании, в котором с ним осталось только два человека: одного ему было запрещено навещать, а с другим не удавалось встретиться.
VI
На следующее утро молодой человек обнаружил на своем столе новый температурный лист. Третий по счету, что предстояло заполнять. Уже!.. Значит, с момента его приезда прошло два месяца, а он и не заметил. Впрочем, ничего не произошло. Единственное, чего он ждал более-менее целенаправленно — приглашение к доктору — не последовало. Так что он все еще ждал… Он припоминал, что в Париже ему говорили о директоре Обрыва Арменаз как о превосходном враче, в чьи руки его передавали ничтоже сумняшеся. Но он не знал, что если, находясь в Париже, качества доктора Марша еще можно было расценить как «превосходные», то в Обрыве Арменаз все обстояло иначе, здесь этот эпитет оказывался крайне недостаточным, чтобы описать трудности, сразу же возникавшие при попытке приблизиться к врачу-директору. Одной из величайших способностей этого человека было делаться невидимым, и в его кабинет можно было попасть, лишь выполнив определенное количество ритуалов и пройдя через несколько церемоний посвящения, к которым относились последовательно проводимое взвешивание, бактериологические обследования, анализы крови и рентген. Здесь играла свою роль сестра Сен-Гилэр, и каждый шаг, совершаемый больными под ее руководством, был этапом на пути, восходящем от нее, смиренной слуги, чье бескорыстие облагораживало ее положение, к большому невидимому главе, незримому богу, чей домик у входа в усадьбу, на вершине дороги, показывали с неким уважительным страхом, — летний домик, почти скрытый рядом елей: только дымок, милый символ домашнего уюта, от которого каждый здесь должен был отказаться, поднимался между прямыми верхушками, преграждавшими путь лучам восходящего солнца…
