— Непонятно, — сказал Симон, — я, должно быть, ошибся дверью. Я шел к Лау…
Массюб воздел руки кверху:
— Лау?… Старина, да его уже давно отсюда вынесли!
— Как это?..
Для ответа Массюб избрал самые отталкивающие слова, которые только мог найти в своем лексиконе.
— А как же!.. Перекинулся!.. Здесь жмуриков не держат!
Симон с трудом скрыл свое волнение. Он почувствовал на себе грязный взгляд Массюба и повернулся спиной, охваченный неприятным ощущением, которое всегда испытывал в присутствии этого саркастического субъекта. Но вечером, когда сестра Сен-Гилэр зашла к нему в комнату в обычный час, он не смог удержаться, чтобы не заговорить с ней.
— Сестра, — решился он, — вы не сказали мне, что Лау…
Но он не закончил фразы. Он догадался по недовольному виду, который приняла сестра, что смерть не допускалась в Обрыве Арменаз, и говорить о ней было неприлично. Он вспомнил едкую фразу, однажды произнесенную Массюбом: «Мертвяки только портят статистику…»
Симон вдруг испытал какое-то отчаяние при мысли, что его сосед умер, а он ничего не знал. Как же тихо это случилось!.. Он понял, что никто не сообщит ему подробностей этой смерти; они все сплотились здесь против нее. Обрыв Арменаз стыдился своих покойников…
Бедняга Лау: на него будто злились… И он словно умирал во второй раз, из-за этого отторжения или этого безразличия, как ненужный свидетель, которого топят с камнем на шее, чтобы он не заговорил.
Эта смерть задела Симона более, чем он думал. Он вспоминал, как не так давно, думая об Ариадне, считал, что все в Обрыве Арменаз должны представлять ее себе одинаково, и ее образ был в нем таким ярким, наверное, только потому, что подпитывался тысячей знаков внимания, тысячей восторгов, похожих на его собственный и несчастного Лау. Но теперь возникла проблема. Что станется с этим образом без Лау? Не потускнеет ли он слегка от этой смерти?.. И особенно Лау — Лау, что он сделал с этим образом, не принадлежавшим ему полностью и так сильно связывавшим его с другими? Как эта совершенно нематериальная связь могла порваться?.. Здесь была тайна. Странная вещь! В тот самый момент, когда Лау исчез, он начал жить в Симоне… И в то же время как он принял в свои мысли этого мертвеца, которого так мало знал и забвение которого должен был возместить, он сказал себе, что должен принять и часть его любви, словно этим мог дать ему лишний шанс выжить.
