Пожалуйста.
Я готов заплатить любую цену за то, чтобы она вернулась живой и невредимой. Любую — даже если это будет моя собственная жизнь.
Прошу.
Ведь она — это всё, что у нас есть. Мы можем изображать счастливую семью за чаепитиями сколько угодно, мы можем запираться в своих мирах и тихо сходить с ума сколько угодно, мы можем построить сколько угодно самолётов, чтобы только унять эту ни с чем не сравнимую боль, заполнить эту зияющую пустоту в наших душах, но!
Если она не вернётся, тогда всё зря.
Всё. Вообще.
Я никогда не плакал. Никогда в жизни, даже в детстве. Даже когда брат рассердился на меня за то, что я разобрал его приставку. Даже когда я угодил в больницу с аппендицитом. Никогда. Я никогда ничего не боялся. Я всегда жил жизнью спокойного, рассудительного, здравомыслящего человека. Нет, правда. И я никогда не знал, что это такое, — когда эмоции берут над тобой верх. Собственно говоря, все мы были такими, кто-то больше, кто-то меньше, но я — я был самым сдержанным из всех. Даже когда Кот пропала. Даже когда участковый закрыл дело, поставив нас перед фактом её официальной смерти, — недоказанным фактом.
Я не плакал, никогда. Никогда, — а сейчас слёзы беззвучно текут по моим щекам, и я никак не могу их остановить. Никак. Похоже, я полностью утратил контроль над своими эмоциями. Но это не имеет никакого значения, если Кот жива. Я готов отказаться от всего, включая даже свой образ жизни, если она вернётся домой. Я готов ходить в церковь каждый день, если это будет нужно, если это поможет, если она вернётся домой. Я готов поверить в любого Бога. В кого угодно. Я готов продать душу кому угодно, если взамен она, Кот, моя сестра снова вернётся домой!..
— Матрица, что там у тебя? Темно-то как…
Чёрт, Лохматый!
Я незаметно вытер слёзы. Недоставало только, чтобы он увидел меня таким! Чтобы он, не дай Бог, меня жалел! Брр, подумать страшно.
— Что случилось, брат? У меня всё в норме, и если ты помнишь, я не люблю, когда много света.
— А, ну да. Прости. Слушай… Тут такое дело. Даже не знаю…
«Ну что ещё-то??!!»
— Вот, глянь, — он протянул мне какую-то бумажку, но тут же опомнился, — А, да ты же не увидишь ничего! Короче, нам пришло письмо. Я только сейчас про него вспомнил. Забрал его из ящиков, когда… Ну, когда погулять решил, короче.
— Что за письмо? — спросил я как можно равнодушнее, хотя внутри меня всё трепетало: а ну как это связано с Котом?!
— Из Рубецкого.
— А?
— Из Рубецкого, говорю. От Гектора Шагаева, — помнишь его? Дедов сосед, мой ровесник. С матерью живёт, помнишь? Энтомолог?
