Узнавал черничные поляны своего детства, земляничники, малинники. И это сквозь сугробы-то…
— Летом здесь — диво. Идешь — то липой пахнет, то кленом, то хвоей. Аромат. Дух захватывает. А красота-то какая! Глядите!
Мы остановились под соснами на горе. Верховой ветер гнал снег с лохматых вершин. Внизу загорались первые огни, и село было все на виду. Как графический рисунок: по белому снежному фону — черные частоколы, дома — кряжистые, старинные, крепкие с постройками для всякой живности, конные кошовки — на дорогах.
Стояла неправдоподобная тишина. И вдруг в нее на мягких рысьих лапах прокралась песня. Раздольная, грустная о ямщике, что замерзал в степи. Пел Василий Дмитриевич. А вернее, его нежная, лиричная, но в обычной жизни за семью печатями укрытая, как у всех нас, душа.
Я слушала его, вглядывалась в деревенские сумерки, и виделись мне те времена давние; маленький заводик посреди поселка, деревянные переходы, лестницы, дробилки на горе, вагонетки с рудой, что тяжело тащили в доменный зев приземистые башкирские лошадки… Всего уж нет. Лишь каменной кладки стена с выложенными под крышей цифрами «1895» напоминает о Зигазинском заводе. Да людские судьбы, родословные, которые исходят из этих начал. Думалось мне, что вот и сынов наумкинских истоки — здесь. От прадеда Федосея, рудознатца и мастерового, — их профессии, как и у отца, и деда. Нелегкие выбрали, «не престижные» по представлению некоторых: Василий-младший — «на горе», как называют на Магнитке горно-обогатительное производство, мастером, уже и начальника участка подменял, когда потребовалось, Саша — в травильном отделении калибровочного завода, Сергей — выпускник горно-металлургического института, энергетиком пришел на отцовский металлургический комбинат. Уже с семьями сыновья несколько лет жили под одной отцовской крышей, за стол меньше десяти человек не садились. Внуки подрастают — Сережа, Павлуша. Да, это тот счастливый вариант: если чего не успеешь сам, продолжат дети и внуки.
Мне вспомнилась наша первая встреча с Наумкиным, в конце 60-х, был он бригадиром одной из первых на Магнитке бригад коммунистического труда, старшим горновым на второй домне — «Комсомолке». Запомнила я тогда не то, как, в дыму и парах, укрощал он огненные реки чугуна и шлака, и даже не дышащее жаром, залитое потом его лицо, а внимание мое сфокусировалось на рукаве его суконной робы. Был он весь прогоревший насквозь. Поняла: столько лет стоит у огня!
