Не помню, как мне удалось от них сбежать. Помню только, что мчался через фруктовый сад, поскальзываясь на покрытой инеем траве. Перед глазами стояли лицо Эрика и улыбка Эллы, при свете луны казавшаяся злобной гримасой. Я несся, не разбирая дороги, мимо застывших на морозе деревьев и неровно подстриженных живых изгородей, мимо безмолвного фонтана, зловеще выступавшего во мраке, бежал к огням дома, сиявшим передо мной, и не останавливался до тех пор, пока не оказался в ярко освещенном холле; пот лил с меня ручьем, на коленях выступила кровь (я несколько раз падал), руки покраснели и окоченели. Халат весь перепачкался в грязи.
В ту ночь я не желал больше видеть ни возлюбленную, ни друга, поэтому, стянув белье с-кровати в спальне, которую не так давно делил с Эриком, я разложил простыни и одеяла на полу в маленькой заброшенной каморке за кладовой. Я действовал быстро, беспокоясь, что кто-то из них вскоре вернется; когда все было готово, тяжело дыша и чуть не плача, я заперся в этой тесной темной комнате, подобно ребенку, что прячется от наказания.
Но и здесь я не нашел покоя, ибо образы и звуки наполняли все пространство каморки: прикосновение шершавых губ Эрика к моим, раздражающе сладкий аромат духов Эллы, безумный смех, лучистые глаза, силуэт Эрика у каменоломни, напуганного, словно раненый зверь.
Я уловил, как где-то далеко открылась и захлопнулась входная дверь, подумал, что ни один из них не обнаружит меня до самого утра, и испытал облегчение от этой мысли.
Задремал я, едва солнце показалось над верхушками деревьев, а когда оно взошло, уже спал глубоким сном без сновидений. Я отключился так основательно, что не слышал криков, и спрятался так хорошо, что Элле пришлось обыскать весь дом, чтобы обнаружить меня, когда они нашли его на следующее утро. Помню, как проснулся: все тело болело после ночи, проведенной на твердом каменном полу, Элла, выкрикивая что-то неразборчивое, неистово колотила в дверь.
…Эрик плавал лицом вниз в воде, в омуте каменоломни, покачиваясь на поверхности, словно обломок дерева. Четверо деревенских мужчин обвязались веревкой под мышками, спустились вниз, на резиновой лодке доставили тело к обрыву и, вытянув наверх, положили у скамейки, перед собравшейся там небольшой толпой.
Мы с Эллой стояли и смотрели, как они сначала привязывали веревки к тисам, потом осторожно спускались. Слышали шлепок, раздавшийся, когда их резиновая лодка коснулась мутной воды. Наблюдали, как двое из них добрались до него, различили плеск весел, увидели, как они затащили тело в шлюпку. При помощи лебедок и ремней Эрик начал свое тряское одинокое путешествие наверх, обратно к нам. Помню, как жутко выглядели глаза на восковом лице, как отвисла челюсть, каким невероятно тяжелым казалось тело, когда его укладывали на землю.
