Лейтенант посмотрел на меня грустными глазами побитой дворняжки и ничего не ответил. Зато выказался Макс, но опять нецензурно.
Предлагать расчленить труп, да утопить к чертовой бабушке не стала.
— О, у меня есть идея, — оттирая темную кровь с лица, представляла в какой ужас придет мама: за пару оставшихся до ее прихода часов куртку точно не отстирать. Да и объяснять что-то придется.
— Такая же как предыдущая? — скептицизма, звучащего в голосе Макса, хватило бы еще на десяток-другой человек.
— Намного лучше, — задумчиво протянула, доставая чудом не выпавший сотовый из кармана. — Алло, профессор, доброй ночи. Надеюсь, я вас не разбудила.
Труп мы затащили в квартиру, потом долго отмывали лестничную клетку (отмывала в основном я, Макс был на подхвате), потом пыталась что-то придумать с курткой — кровь волкодлака, зараза, весьма едкая штука и не отстирывается.
Наш спаситель (Игорь Анатольевич, но раз такое дело — можно просто Игорь) никак не мог прийти в себя. Я беспокоилась насчет соседей, но страж правопорядка ответил, что с другой стороны обитают бомжи, напротив — запойный алкоголик и глухой старикашка, так что, все нормально. Я подумала, что все совсем не нормально, настолько ненормально, насколько только возможно.
Закончив заметание следов, Игорь Анатольевич пил валерианку с водкой, а мы — крепкий кофе. Терпеть не могу растворимый кофе, но эта бурда здорово помогает прийти в себя. Труп, возлежащий на целлофане, а именно куче больших, черных мусорных пакетов, мы с Максом обходили по дуге. А то вдруг очнется и кинется.
За окном начинался рассвет — самое время, выжившие герои традиционно обязаны встретить восход солнца. Вот за что люблю фильмы ужасов, так это за ожидаемый черный юмор и неожиданный оптимизм. Смотреть люблю, участвовать — нет.
Через час — полдевятого. Мне надо домой.
Профессор пришел спустя некоторое время, когда мы уже почти увязли в гнетущей и беспощадной тишине. Он позвонил в дверной звонок, заставив вздрогнуть всех троих, и принес с собой запах мороза.
— Это кто? — недовольно переспрашивает Макс, смерив профессора презрительным взглядом. Вся я его поза просто вопияла о пренебрежении, выступая наглядным примером пресловутого языка тела.
— А вы не хамите, не хамите, молодой человек, — проф, не разуваясь, присаживается на корточки и рассматривает покойника.
Я торопливо, запинаясь, пересказываю нашу хоррор-стори профу, попутно удивляясь, как много смогла запомнить в момент стресса. Мент давно перешел на одну водку без успокоительного, бодро притащенную из кухни, но родимая его не брала — абсолютно трезвые глаза взирали на мир с видом несправедливо обиженного.
