И не будет, Ленина достаточно.
Кстати, собираются ли вставать и другие мумии, например, египетские? И что предпримут коммунисты в свете воскрешения вождя пролетариата?
К счастью, лекцию о первобытном сообществе и роли в нем магии прослушивать не пришлось, профа занимали куда более приземленные вещи: насколько большой чертить предполагаемое изображение «ведьмы».
— Проф, может, подождем еще?
— Зачем, дорогая?
— Убедимся окончательно, — стараюсь закончить как можно тверже. Если мы лишим Лешу матери, придется заботиться о нем самим. Ненавижу о ком-то заботиться, ответственность за чью-то жизнь, особенно во время армагеддона — слишком большой груз для меня.
— Хорошо, — видимо, что-то прочитав в моем взгляде, соглашается проф, застилая ковром свои художества. Но стирать не спешит — в своей правоте переквалифицировавшийся из историков в колдуны доктор наук уверен.
Макс душераздирающе вздыхает — опять ему не удалось увидеть настоящее чародейство.
Ночью приходит отец, он печально и неприкаянно стоит за окном и ждет. Просто ждет, молча, и от этого становится жутко.
Не знаю, что заставило меня насторожиться — проснувшаяся ли интуиция, помощь высших сил — но все же решаю проверить, как там мама и Лешка. В прошлый раз братец очень даже проснулся, почему же он дрыхнет без задних ног теперь?
Медленно, будто увязая в жидком болоте, продвигаюсь вперед. Воздух вязкий и тяжелый, под ногами скрипит пол. Становится чудовищно холодно, сквозняк уже не сквозняк, а настоящий ветер.
Медленно толкаю дверь, зажмуривая глаза. Пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста… Пусть все будет хорошо.
Никакого хорошо больше не будет.
Мама стоит на краю подоконника, окно раскрыто настежь — а внизу стоит отец. Мама собирается прыгнуть, и на мгновение впадаю в оцепенение, не могу пошевелиться. Ну уж нет!
— Мама, мамочка, — удается схватить маму за руку, втащить обратно в комнату. Мамины глаза закрыты, трясу ее за плечи, и меня саму трясет. Лешка отчего-то не просыпается.
— Мира, в чем дело? — мама соизволяет проснуться, оглядывается и запоздало пугается. — Почему окно открыто? О господи…
Да нет, всего лишь мертвый папа.
— Давай закроем окно, ладно, мам? — во дворе сами по себе раскачиваются качели, и мне чудится, что на них сидит маленькая девочка с белым бантом и выколотыми глазами, прижимает к себе плюшевого мишку. И-раз, и-два, качели поднимаются к небесам и вновь опускаются на землю.
— Хорошо, — вяло соглашается мама, — закрой.
