— Милая вещица, не так ли?
— Еще бы, — соглашаюсь, — эта рухлядь внушила мне, что ее надо забрать.
От самолично налитого кофе уже тошнит, в обычно полном холодильнике мышь повесилась — профессору не до низменных потребностей, да и особого гостеприимства от него ожидать не стоит, вряд ли старик вспомнит о необходимости питания, когда рядом столько невероятного. От безмозглого и мертвого Антона инициативы ожидать не приходится, значит, придется заботиться о хлебе насущном самостоятельно и сразу за двоих.
— Какая прелесть, — как одержимый восхищается проф, чуть ли не хороводы водя вокруг поделки неизвестного древнего мастера.
Пахнет сладковатым, но отвратительно неприятным запахом — в кармане рюкзака нахожу малость подвонявшую Матильду. Шерсть свалялась, открывая розово-зеленую кожу, лапки окоченели, а глаза стали похожи на нелепые бусинки, неотъемлемую часть детских игрушек.
— Надо было бальзамировать, — стараюсь держать за хвост и двумя пальцами, но не то чтобы это как-то помогало.
— Что, моя дорогая?
— Говорю, ваши зомби кошмарно воняют, — с открытым окном холодно, но кондиционеров у нас нет, — и, профессор, маску лучше уничтожить.
Но проф скорее откажется от меня, чем от возможности открыть еще одну потайную дверь, он не успокоится, пока мы не сломаем шеи. Ему нечего терять, а мне не хочется уходить. Это патовая ситуация, на самом деле.
Дома меня ждет очередной скандал. То, что я — неблагодарная дочь — понятно давно, и можно поставить точку и прекратить выяснение отношений, но мама никак не может успокоиться. Я тоже, хотя и понимаю, как все мелочно и глупо, и именно сейчас следовало бы вести себя по-другому, но не выходит. Привычка — вторая натура, а держать язык за зубами у меня никогда не получалось.
Правда, о звонке отца не говорю ничего. Мама этого засранца до сих пор любит, ни к чему бередить сердечные раны.
Ложусь поздно и голодной — от злости кусок в горло не лезет. Только видимо, выспаться в ближайшее время не судьба.
Маска осталась у профа, но гости все равно приходят ко мне. И где, спрашивается, справедливость?
— Ты — демон, — резюмирую я. Почему они все так любят приходить по ночам? И именно в тот момент, когда начинаю засыпать?
Он хочет мое тело, и хочет жить. Мне жутко и весело, только удивления нет. Религия забытых предшественников римлян крова и мрачна, так чего еще ожидать от бога людей, приносящих человеческие жертвы?
Извини, приятель, моя тушка мне еще нужна.
