— Нет.
— Воровать это вместе. — Прабир заколебался, испугавшись, что его слова прозвучат глупо. Но когда же говорить, если не сейчас? — Секс похож на алмаз, выращенный на скотобойне. Три миллиарда лет бессознательного воспроизводства. Еще полмиллиарда лет проб и ошибок на пути к животным, которые не только были вынуждены спариваться, но и были счастливы делать это — и наконец-то знали, что они счастливы. Миллионы лет это чувство оттачивалось, становясь самой совершенной в мире вещью. И все потому, что это работает. Все потому, что производит все больше самого себя.
Он протянул руку и скользнул ладонью по пенису Феликса.
— Каждый может взять алмаз, вот он — стоит только попросить. Но это не приманка для нас. Не взятка. Мы украли этот приз, мы вырвали ему свободу. Он наш, чтобы делать с ним все, что захотим.
Феликс какое-то время молчал, улыбаясь ему.
— Ты знаешь, что такое старичное озеро?
— Нет.
— Иногда, в местах, где река сильно извивается, ее изгиб оказывается отрезанным от основного потока. Река сбрасывает с себя старичное озеро. Так я это всегда себе представляю: мы старичное озеро, мы не часть потока. Но река продолжает рождать такие озера. Есть что-то неизменное, что, поколение за поколением, заставляет это случаться вновь и вновь.
— Может это так говорить об этом будет честнее, — признал Прабир. — У нас нет выбора: волею случая мы застряли здесь.
Он пожал плечами.
— Но я счастлив, что я отрезан, я счастлив, что я застрял.
Феликс задумался, затем произнес загадочно:
— Возможно это все-таки не так. Может это просто так выглядит.
— Ты думаешь, что я подрабатываю донором спермы? — засмеялся Прабир.
— Нет. Но ты должен спросить себя: зачем в реке эти гены, которые продолжают рождать озера? Что получает вид в долгосрочной перспективе, сохраняя эту особенность? Смена пола объекта влечения может быть наименее рискованным способом сделать кого-то бесплодным; это значительно менее опасно, чем возня с анатомией или эндокринной системой — и несколько сотен тысяч лет назад за это даже могло не доставаться по первое число.
У Прабира были на этот счет свои сомнения, но он был готов принять это допущение ради продолжения дискуссии.
— И все-таки, что же хорошего в том, чтобы быть бесплодным?
— При надлежащих условиях, — сказал Феликс, — бесплодные взрослые особи могут в большей степени способствовать выживанию вида, направляя свои ресурсы на близких родственников, а не на собственных детей. Вырастить человеческого ребенка занимает так много времени, что, возможно, стоит иметь бесплодных потомков, как своего рода страховой полис — чтобы они позаботились об остальных, если с родителями что-то случится.
