Меня пригласили сегодня сюда, чтобы обратиться к вам из-за цвета моей кожи и страны, в которой я родилась и правда в том, что из-за этого я становлюсь мишенью. И мы все знаем, что канадские женщины подвергаются большему насилию, чем все меньшинства вместе взятые. Так что я стою здесь перед вами и говорю: как женщина я тоже была в Бельзене, как женщина я тоже была в Дахау, как женщина я тоже была в Освенциме!
Прабир с беспокойством ожидал, что вот-вот начнутся беспорядки или, по крайней мере, кто-то заткнет ей рот. А есть ли вообще в толпе дети или внуки переживших Холокост? И даже если таких нет, должно же кому-то хватить куража, чтобы закричать «Вор!»
Но толпа аплодировала. Люди встали и одобрительно кричали.
Амита присоединилась к ним на траве, взяв Мадхузре на руки. Прабир смотрел на нее со странным чувством отрешенности, сомневаясь, понимает ли он вообще, почему она согласилась приютить их. Она дала понять, в чем состоит ее понимание сострадания: осудить насилие и проявить реальную щедрость к его жертвам, чтобы потом обратить это все в выгоду, восклицая «Я тоже!», как ребенок, добивающийся чьего-то внимания. Вот, какие чувства вызывала у нее смерть шести миллионов незнакомцев: не горе и ужас, а зависть.
Она улыбнулась ему, качая Мадзуре.
— О чем ты задумался, Прабир?
— Вы мне покажете свою татуировку?
— Что, прости?
— Ваш лагерный номер.
Улыбка Амиты увяла.
— Это очень глупая шутка. Не надо все понимать буквально.
— Возможно, вам следует больше вещей понимать буквально.
— Тебе следует немедленно извиниться, — резко сказал Кит.
Амита повернулась к нему.
— Ты не мог бы не вмешиваться? Пожалуйста.
Кит сжал кулаки и гневно посмотрел на Прабира. — Мы не будем вечно потакать вам. Есть множество заведений, которые вас примут и это будет несложно устроить.
И прежде чем Амита успела что-то сказать, пошел прочь, прикрывая руками уши, чтобы не слышать ничего, кроме собственной мантры.
— Я никогда не поступлю так, Прабир, — сказала Амита. — Просто не обращай на него внимания.
Прабир отвел взгляд от ее лица и взглянул в сказочное голубое небо. Его порадовал охватывавший его страх. Вся проблема была в том, что он позволил себе почувствовать себя в безопасности. Он позволил себе вообразить, что прибыл куда-то. Теперь он никогда не забудет, где в действительности находится.
Совершенно нигде.
— Мне очень жаль, Амита, — мягко сказал он. — Мне очень жаль.
* * *
— Хочешь знать, куда уехали Ма и Па?
