Вообразите: вы просыпаетесь неведомо где, в темном помещении… Вас кто-то трогает, а вы не знаете кто… С вами говорят, а вы ничего не слышите…
Я отступил: она сидела на кровати, я стоял рядом и не знал, что делать.
Успокоить ее? Но она ничего не слышит. Я проорал что-то прямо ей в ухо, она и бровью не повела.
Взять ее за руку? Но она не знает, кто я. Она ведь жила в темноте уже много лет – а тут ее кто-то хватает за руку!
Нет, не получится.
Она повертела головой вправо-влево, потом стала поворачиваться всем телом. Ей было не по себе.
Как же мне себя вести?
Вдруг в дверь робко постучали. Пришел ее муж, очень элегантный старик. Дама с синяком под глазом уже семьдесят один год была замужем за этим господином в шляпе.
Эпонина, девяносто два года, глухая и слепая, улыбнулась, с довольным видом повернув голову к двери:
– А! Вот и ты!
Она не видела его и не слышала. Но она знала: он здесь. Его присутствие ее успокаивало и радовало.
– А! Вот и ты! – повторила она.
За все утро не слышал ничего приятнее.
11 часов
Тем утром все старики назначили друг другу свидание в больнице. Восьмая казнь египетская. Нашествие саранчи в ходунках. Нет, я не имел ничего против, только мне нужно было еще осмотреть двоих больных, и я уже не успевал подняться на шестой этаж и поднять хай, чтобы заставить Жар-птицу поесть…
Я позвал на помощь Фроттис. Хотел кое-что уточнить, ведь Жоржию Оксид принимала она. Жоржии было восемьдесят восемь лет, и к нам ее направил ее лечащий врач. Он пояснил по телефону моей коллеге:
– У меня не было времени зайти к пациентке, но дочь заметила у нее странности в поведении, предполагаю синдром спутанности сознания. Нужно исключить нарушение водно-электролитного баланса, фекалому, острую задержку мочи, цереброваскулярную недостаточность…
Фроттис ответила:
– Все под контролем, отправляйте.
Жоржию доставили. Она стеснялась. Даже слишком стеснялась.
Фроттис не впервые видела таких стеснительных. Она в шесть секунд распознала симптомы и повернулась к Покахонтас, чтобы сообщить свой диагноз:
– Пациентка восьмидесяти восьми лет пьяна в хлам.
Результаты анализов обжалованию не подлежали: уровень алкоголя в крови – почти три грамма на литр.
У бабули в алкоголе была незначительная примесь крови.
Когда я осматривал Жоржию в одиннадцать часов, ее состояние значительно улучшилось. Чан постепенно пустел. Я позвонил ее дочери, она все категорически отрицала:
– За восемьдесят восемь лет моя мать не выпила ни рюмки.
