― Именно козу? ― в полном недоверии спросил я.
― Только козу. Уж не знаю, какая связь, но только козу! ― выставил вперед руки, будто не пускал меня более ни к одному из животных, Иван Васильевич. ― Козу, Борис Алексеевич, и только козу.
― Н-да, ― сказал я, а потом спросил сотника Томлина: ― Козу купим?
― Куды-сь нам? ― спросил сотник Томлин.
― Шольдер советует, чтобы Локая полечить, ― сказал я.
― Куда порешили, Лексеич? ― уточнил вопрос сотник Томлин.
― На Амарку! И я получил назначение возглавить всю артиллерию! ― сказал я и сам сконфузился выскочившей как бы похвальбы.
Сотник Томлин моего конфуза не принял или не заметил.
― В строй, что ли, в поле? ― спросил он с трудно улавливаемым ― или с хорошо скрываемым нехорошим чувством ко мне. И вдруг я понял, за кого он меня считал, когда я работал в штабе.
“То есть, ― сказал я себе, ― болтаться никем при том же штабе ему не было зазорным. А моя работа в штабе его оскорбляла!” Я был готов вспылить. Он это увидел. Но он не умел просить извинения. Он замыкался или быстро уходил во что-то другое. И сейчас он быстро сменил разговор.
― На Амарку! И где мы емя какавы возьмем? ― спросил он и как бы даже заругался. ― Ну, пришарашимся мы. Ну, отпугнем турченят. А с нас же и спросят наши друзья свою какаву. “А какава где?” ― спросят. ― Международная конфузия будет, Лексеич!
И потом, вечером, хлебнув по своему обыкновению местной водки, прозываемой им кышмышевкой, вспомнил мой вопрос.
― Лексеич, а ведь точно. Коза лошадь лечит. Только что ее покупать. Казаки сбегают куда ни есть да притащат! ― с какой-то дымкой в голосе сказал он.
― Ну, это уж после Амарки, ― вопреки желанию разговаривать с ним, сказал я.
― Так мы до Амарки ее с боя возьмем! ― встрепенулся сотник Томлин.
Совершенно по-другому принял меня старший офицер Терской казачьей батареи, замещающий должность ее командира есаул Павел Георгиевич Чухлов, прослуживший в этой батарее со дня выпуска в нее из училища. Известно, с какой ревностью обычно принимают старослужащие в свою среду нового командира. И, предупреждая эту ревность, Павел Георгиевич, как старый дядька, посоветовал мне как можно быстрее отличиться, что, конечно, я знал без него. Но он посоветовал не стесняться отличиться и воспользоваться каким-нибудь случаем, совершенно неопасным, но эффектным в плане зрелищности. Я его не понял.
― Напрасно вам рисковать для такого случая нельзя. Собой нельзя швыряться. Проявить себя у вас будет много возможности. Да вы уже и отличились. Но показать себя нам, то есть новым вашим подчиненным, просто необходимо. Вот и проявите себя в какой-нибудь неопасной перестрелке, постойте там под турецким огнем с полутора верст, что ли! ― по-дружески сказал он.
