Страйкер обернулся, коротко кивнув Форрестеру. Впервые он был рад этому источнику неиссякаемого спокойствия. Остается надеяться, что оно окажется заразительным. Страйкер заставил себя улыбнуться Антчаку.
- Вы его слышали.
Латы Антчака звякнули, а крылья зашелестели, когда он сделал шаг вперед.
- Тогда вам придется сражаться в реке.
- Я всегда был не прочь поплавать.
***
- Теперь слушайте меня! - обратился Страйкер к собравшимся вокруг солдатам. - Мы удержим этот проклятый брод!
Он повернулся спиной к Антчаку, предоставив тому вернуться к поджидавшим его всадникам, и теперь Страйкер собрался вместе с остатками пехотного подразделения Фердинанда Лавлеса, чтобы обсудить последующие действия. Вот только они были уже не ротой Лавлеса, а его, Страйкера, и ему приходилось напоминать себе о необходимости дышать, иначе он бы умер от изумления.
- Удержим, сэр? - озабоченно буркнул один из солдат. - Да они нас в капусту порубят!
Страйкер направлялся к немцам, но остановился взглянуть на жаловавшегося пикинера.
- И что же ты предлагаешь?
- Бежать, сэр! - почти завопил солдат. - У нас есть повозка, - он кивнул в сторону Маттиаса. - И то, ради чего мы пришли.
- Но ради него пришли и гусары. Если мы оставим брод, - Страйкер указал на бурлящую реку, - они проскочат через него и примутся за нас. А мы уже однажды утерли ему нос. Во второй раз пощады не жди.
- Тогда отдайте ему чертова немца, - упорствовал пикинер. Раскинув руки, он обратился к группе мушкетеров. - Мы тут ради наживы, сэр, чтобы разбогатеть и между делом переспать с парой шлюх, - он покачал головой. - Но не ради этого, сэр. Не ради безрассудного самоубийства.
Его слова вызвали глухой ропот, словно гром далекой грозы, прокатившийся барабанной дробью по ребрам Страйкера. У того пересохло в горле и выступила испарина. Форрестер нервно переминался с ноги на ногу. Как поступил бы Лавлес?
- Молчать! - взревел Страйкер, облизнув пересохшие губы. - Молчать, кому я говорю, черт вас дери, хромые вы ублюдки!
К его удивлению, ропот спал до почти шепота, но лица глядевших на него солдат, были отнюдь не дружелюбны. Жестокие, загоревшие физиономии людей, побывавших на этой войне свидетелями и исполнителями самых отвратительных поступков, и он гадал, насколько же темны их души. Это ведь так легко. Нож в глотку, второй для Форрестера, и еще два разлагающихся трупа, которыми полакомятся живущие в этом темном углу твари. Но никто не пошевелился. Они колебались, решил он, ведь несмотря на юный возраст, он был офицером, и они знали, что Лавлес его уважал.
