Наши стремления представляют собой силу — движущую силу нашей жизни, изначально заложенную в нас силу, благодаря которой мы растем и изменяемся. Мы стремимся к признанию, известности, любви, мы жаждем то хаоса, то чувства защищенности, мы томимся по самим себе. Тоска, желания, вожделение, нетерпение — все это снедающее нас беспокойство прекращается лишь с нашей смертью.
Не рассчитывай, Дельфина, что тоска отступит, когда ты получишь письмо от меня, ведь ты будешь читать его жадно и страстно, как читаю твои послания я. А в таком случае, стоит дочитать письмо до завершающей его подписи — и ты опять попадаешь в замкнутый круг волнений и трепыханий. Самое чудесное, самое животворное состояние нашей психики — плыть по воле волн, наслаждаясь страстью.
Так что знай, Дельфина: если я временами и умолкаю, это не значит, что мне не нравится получать весточки от тебя, — и пиши столько, сколько пожелаешь, пиши
твоему Жан-Люку, который тренирует
себя в том,
чтобы плыть по воле волн, наслаждаясь
страстью.
* * *
>17 октября.
Жан-Люк… я все откладывала это письмо, пока станет невмоготу терпеть — тренировала свою выдержку. Спасибо за длинное послание. Я читала и перечитывала его, обсасывая каждое слово, пока у меня изо рта не потекли чернила… Это просто замечательно, когда ты говоришь сам с собой, позволяя мне слушать твое бормотание… замечательно ждать вместе… замечательно ждать твоего кофе в каннском vieu port[11]. Я представляю себе, как ты сидишь в кафе, подставляя лицо солнцу, с поднятым воротником, призванным заслонить тебя от утренней прохлады. Я вижу твою руку на матово-блестящей поверхности круглого столика. Я никогда не была в Каннах, но теперь я получила это место в подарок.
Географические точки могут быть не менее эрогенными, чем разные зоны нашего тела. Воспоминание об определенном уголке далекого города наполняет меня такой же грустью и, разумеется, такой же радостью, как воспоминание о ласкавшей меня руке. Я даже не знаю, чего мне недостает больше: возможности медленно, смакуя твой пульс, пройтись языком от запястья к локтю — или возможности посидеть с тобой тут, в лиссабонском кафе «Бразилейра» (то бишь «Бразильянка»), Конечно, я больше хотела бы, чтоб ты сидел теперь рядом. Температура в кафе — благодаря потолочным вентиляторам — несколько ниже, чем на улице. Мы пьем черный кофе, который, будучи намного горячее обещанных на сегодня тридцати двух градусов в тени, создает впечатление прохлады вокруг. Шорох вентиляторов, приглушенные голоса, бесконечность зеркального пространства… твой устремленный на меня через столик взгляд и наше обоюдное молчание в лиссабонском кафе «Бразилейра».
