Банниш промолчал.
– И потом – тоже! – догадался Питер. – Когда после «Синего шатра» я подался в журналистику – тоже твоя работа?! Теперь мне понятно, почему тогда все мои информаторы либо неожиданно разъехались, либо отказались от своих слов, и дело выглядело так, будто я состряпал пасквиль. И все эти жареные факты, оказавшиеся пшиком, судебные иски, обвинения в посягательстве на личную жизнь и намеренной диффамации – всякий раз, когда я брался за какую-то злободневную тему… Значит, это не было случайным невезением? Это ты снова вынудил меня сменить профессию… Ты украл мою жизнь.
– Можешь гордиться, Нортон. Ты вынудил меня лишний раз вернуться к исходной точке. Перечеркнув с помощью «Синего шатра» твою литературную карьеру, я неосмотрительно пустил дела на самотек, а ты возьми да и выбейся в знаменитые журналисты. Заработал десяток премий, популярность и прочее. Что-либо предпринимать оказалось поздно, и пришлось мне, чтобы сломать тебя окончательно, проецироваться еще раз.
В голове у Питера шумело.
– Тебя надо убить, – как сквозь туман, услышал он собственный голос.
– Питер! – осадил его Экс. – Послушай. Все это тщательно разработанная мистификация, – настойчиво, словно ребенку, внушал он. – Не будь таким легковерным. Я на этом собаку съел.
Питер долго смотрел ему в глаза.
– Нет, Экс, все это правда. Просто у тебя комплекс недоверчивости со студенческих пор. Отбрось свой страх оказаться одураченным и вдумайся непредвзято. В его истории есть логика. И она объясняет все, что с нами произошло.
Экс хмыкнул и принялся теребить ус.
– Не спорь с капитаном, Стюарт, – наставительно прибавил Банниш.
Питер вскинул голову.
– Почему? Я хочу знать, за что ты нас ненавидишь? За розыгрыши? За насмешки? Не знаю, наверное, мы перегибали палку; в молодости мы не сознаем, насколько жестоки наши забавы, а ты слишком многое воспринимал как личное оскорбление. Но неужели мы заслужили такую месть? Мы все-таки играли в одной команде, были приятелями.
Улыбка Банниша мгновенно стерлась.
– Вы – никогда – не были – моими – приятелями, – отчеканил он.
– Да какой он нам приятель, этот Фанни-Банни! – завопил вдруг Дельмарио. – Он же слабак и трус! Банни, ты слабак и трус! Да к тому же спесивый болван с «ежиком». Кретин, разве только тебя дразнили? А меня – «последним человеком на Земле»? А Пита, а Леса, а всех остальных? Все мы вдоволь поиздевались друг над другом. – Стив перевел дух и прикончил свой бокал. – Ты и заманил-то нас сюда и держишь на свой слабацкий манер. Каким был, таким остался, кролик проклятый. Мало тебе безнаказанно напакостить – надо покуражиться, довести до всеобщего сведения, что это твоих рук дело. Ты всегда кичился своими успехами; когда же тебе что-то не удавалось, виноват был другой. Например, проигрывал в шахматы лишь потому, что в зале было слишком шумно, или накурено, или мало света – находилась тысяча причин. – Дельмарио с трудом выволокся из-за стола. – Меня тошнит от тебя!.. Ну ладно, допустим. Ты искорежил наши жизни и поставил нас об этом в известность. Великолепно. Ты удовлетворен? А теперь открой гараж – нам пора по домам.
