что сказать, подошел официант и поставил перед ними тарелки, накрытые серебряными крышками. Он галантно поднял крышки, отвесил девушкам легкий поклон и плавно ретировался. На тарелках лежало по сто пятьдесят граммов вареного дикого риса, по шестьдесят граммов измельченного изюма, сто граммов консервированного тунца в собственном соку и тридцатиграммовый энергетический белковый батончик в желто-голубой упаковке. Кейт не верила собственным глазам.
– Я спросила у Тома, что тебе сегодня полагается есть, – хмыкнула Зоя, – и решила, что такое меню выгонит из тебя злость.
Кейт оторопело уставилась на Зою, а пианист сыграл короткое интермеццо с барочными вариациями на тему из сериала «Рыцарь дорог».
– Что? – спросила Зоя.
Кейт на миг задержала на ней взгляд, улыбнулась и покачала головой.
– Ничего, – ответила она. – Bon appe´tit.
Bon appe´tit… Вот и все… куда проще, чем найти слова, чтобы объяснить, что порой – в те редкие моменты, когда Зоя не доводила ее до серьезного срыва, – дружба с ней просто кружила голову.
Вот о чем думала Кейт, когда они ехали в отделение неотложной помощи.
– Ты точно в порядке? – спросила она подругу. – По-настоящему?
Зоя взглянула на раны на своем предплечье.
– Да, – тихо сказала она. – Выживу.
Манчестер, Спорт-сити, набережная, квартира 12
Когда ушли Кейт и Зоя, Том ощутил страшную усталость. Он выудил из унитаза зубной протез, отмыл его хлоркой, сполоснул водой и вставил. Входную дверь залепил скотчем и закрыл на цепочку. Сел перед фальшивым пламенем, принял две капсулы нурофена и запил половиной бокала красного вина.
Он проснулся от собственных рыданий и в первые мгновения ничего не мог понять. Доплелся до кухни на негнущихся ногах и поставил чайник.
Он дышал. Уже хорошо. Даже очень. Вот голубые и белые плитки кафеля в кухне. Вот старая столешница с царапинами и кругами, по которым можно провести пальцами. Хорошо. Надо перестать относиться к этим снам как к доказательству того, что ты проклят. Просто треклятые нервы скрипят и жужжат, как старые сплетницы.
По большому счету, он не виноват. Это была честная работа – вот так и надо смотреть на свою жизнь. Закончив собственные выступления на Олимпиадах, он мог остаться в Австралии, и дружки-приятели сколько-то лет покупали бы ему выпивку. Он этого не сделал. Он принял правильное решение: прилетел сюда, чтобы начать новую жизнь в качестве тренера. И еще он завел семью, только у них ничего не получилось. Зато возникла идея: быть может, если он станет помогать другим детям, то как-то расквитается за неудачу в воспитании собственного ребенка?
