Мозг атаковали предупредительные импульсы, заговорившие о недозволенности боевому командиру распускаться, давать волю воображению, и, внимая этим импульсам, я старался взять себя в руки, трезво оценить создавшуюся обстановку и принять верное решение.
Оценил: "Лия противится порывам моей плоти…"
Принял решение: "Не позволяй телу затуманить голову!"
Протерев глаза, я заглянул в темень комнаты.
- Лия! - позвал я.
Щёлкнул выключатель; в мои глаза ударил резкий пучок света.
- Убери его! - прикрываясь ладонью, попросил я.
Лия свет выключила.
От кого-то я слышал, что девушки не секса боятся, а любви, и теперь решил это выяснить.
- Боишься секса? - проговорил я вслух.
Ответа не было.
- Боишься любви?
Лия вновь включила лампу, вновь выключила.
- О чём вопрос?
- О любви.
- Любовь?
- Да.
Тишина.
Я попросил:
- Лия, не молчи.
Лия сказала:
- В темноте произносят всё, что угодно, только не это слово. Не в темноте…
- Прости, не знал… Теперь ты меня казнишь?
- Повременю. Мой университетский профессор предполагает, что Гамлет не спешил с убийством короля по причине того, что не желал лишать мозг монарха
потока адреналина.
- Я напоминаю монарха?
В глубине комнаты, вроде бы, хохотнули.
- Лия, ты что-то сказала?
- Я сказала "ха-ха".
- Почему ты сказала "ха-ха"?
Лия напомнила о Гераклите, который считал, что бодрствуют вместе, а спят – каждый сам по себе.
Наступила тишина. Долгая тишина. Очень, очень долгая тишина.
Представив себе тёплые бёдра Лии, я ухватился за подлокотники кресла и весь сжался. "Господи, - просил я, - дай мне силы справиться с собою, укрепи во мне стойкость, подскажи путь…"
Он подсказал, заговорив моим голосом: "Скоро наступит утро, и то, что отобрано днём прежним, новым днём возвращается…"
Я склонил голову: "Спасибо, Господи, утешитель мой!"
…Небо за окном словно накрыло себя светлой косынкой, и –
чёрное перешло в желтовато-оранжевое,
заблестел воздух,
зашумели проснувшиеся птицы,
надтреснутым голосом возбуждал себя петух,
приглушённо залаяли собаки,
по окну скользнул лучик недозрелого солнца,
в комнату проник утренний свет.
Продолжая ощущать неловкость за мое ночное томление, я напомнил себе: "Ну, вот, в природе всё по-справедливому".
Разминая отекшую шею, я стал хвалить себя за проявленную стойкость и, выдохнув "браво, сержант", себе самому отдал честь.
- Поспал? - спросила Лия.
