На фоне пышного южного пейзажа стояла тоненькая, слабенькая женщина в длинном белом платье с глубоким вырезом. Темные гладкие волосы зачесаны назад и, наверное, уложены на затылке в низкий узел. Ресницы застенчиво опущены, и так же слегка опущены уголки губ. Изящные аристократические руки безвольно свисают вдоль тела. Ветерок развевает подол легкой юбки, а кажется, что он вот-вот свалит с ног и саму Наталью, такую же легкую, не способную к сопротивлению.
Нет, Наталья не борец! Она уступит мне Владимира. И даже, может быть, благословит наш союз…
— Спасибо, — тихо сказала Ира, возвращая фотографию. — Осторожно, не помни. И не потеряй. Твоя жена правда очень красивая… была.
…Будь Наталья жива, я бы отступилась… Я никогда не обижаю слабых. Ведь это все равно что маленького котенка сапогом пнуть…
Но ее нет. Значит, место свободно. И я займу его без борьбы.
Никакой борьбы и не было. Все произошло само собой…
Ее рука потянулась к его волосам, и наконец-то она погрузила в эту густую гриву свои пальцы.
— Я так долго мечтала об этом…
— Я тоже.
И он в ответ ласково взъерошил ее огненные кудри.
Пока они разговаривали, стемнело. Свет не пришлось гасить, ведь его и не зажигали.
— Разденься, — попросила Ира. — И раздень меня.
Ей не хотелось двигаться, не хотелось быть сильной и активной, ею овладела необычная для нее покорность.
Может быть, лишь теперь она поняла, какое это точное слово: отдаться!
Именно отдаваться, а не брать, завоевывать или овладевать должна женщина, если она действительно женщина.
А до сих пор я кем была?
Не важно!
До сих пор не было вообще никого и ничего.
До сих пор я, оказывается, по-настоящему не любила…
«Как легко и умело он находит все пуговки и застежки, — проносилось в ее голове. — Опытный? Многих приходилось раздевать? О, как я глупа! Ведь одеваюсь по-мальчишечьи, какие уж тут сложности? Никаких корсетиков и граций с потайными крючочками… Рубашка да джинсы, даже лифчика не ношу…»
«Она не нуждается во всех этих дамских премудростях, создающих видимость красоты. — Владимира захлестывала волна восторга. — Рубашка да джинсы, вот и все, ей даже бюстгальтер не требуется, она и так совершенна…»
…Вот и сброшена одежда: они оба нагие, беззащитные…
И оба словно не знают, что делать дальше… Как Адам и Ева, вкусившие запретный плод и вдруг познавшие стыд…
Львову тридцать пять лет, а он… боится…
Вот же она, Ирина, перед ним, ее тело безвольно распласталось по незастеленному дивану и, кажется, светится в темноте, так ослепительна эта белизна нежной кожи…
