Кожа стала тонкой, как папиросная бумага. И морщинки, целая сеть мелких морщинок. Особенно частые — от носа-картошки к уголкам сжатых губ.
Тамара Степановна могла бы выглядеть моложе, привлекательнее, но она всегда презирала косметику.
— Полюбите нас черненькими, — бывало, усмехалась она. — А накрашенными нас всякий дурак полюбит. Вот именно, только дураки на грим и клюют… И вообще, жаль тратить драгоценное время на мазню.
Белые-белые волосы, а стрижка все такая же — мальчишеская. Ей идет.
Но глаза — надо же! — сияют, как прежде. Несмотря на то что жизнь повернулась к Тамаре Степановне не самой лучезарной своей стороной. Как это ей удается?
— Здравствуйте. Узнаёте меня?
— Еще бы! Такие рыжие не на каждом шагу попадаются. Но даже напяль ты паранджу, я бы по одним переломам догадалась: д’Артаньян! Не можешь не влипать в истории, Иришка.
Иришка… Это ласковое, уменьшительное имя больно резануло Иру по сердцу.
Уж не склерозом ли страдает госпожа де Тревиль? Уж не запамятовала ли она, как с ней обошлась в свое время ее самая перспективная ученица?
— Входи, садись, — как ни в чем не бывало пригласила хозяйка. — В ногах правды нет. Особенно в сломанных. Сейчас приготовлю поесть. Небось от скудных больничных харчей сбежала?
— Откуда вы знаете, что сбежала?
— Нетрудно догадаться. Не первый день знакомы.
Да уж, не первый… Десять лет…
Самохин появился в тот день, когда Ира выиграла юношеский кубок «Золотая шпага». Ни днем раньше.
Он всегда действовал наверняка и терпеть не мог приобретать котов в мешке.
— Переходи в ЦСКА, девочка, и у тебя будет все.
Она знала, что это правда. Каждый имеющий отношение к фехтовальному спорту это знал.
Константин Иннокентьевич в самом деле обеспечивал своим питомцам все: от материального благосостояния до самой заветной мечты каждого спортсмена: участия в Олимпийских играх.
Он был пробивным, тараном, непревзойденным дипломатом, имеющим связи в самых верхах спортивной администрации.
Но Ира не знала тогда, что Самохин имел еще один выдающийся талант: таскать вкусненькие каштаны из огня чужими руками. Ни один из его именитых учеников не был воспитан им с детства, у каждого вначале был другой тренер.
Константин же Иннокентьевич всегда приходил на готовенькое и собирал под свое крыло лишь тех ребят, за кем уже числились более или менее громкие победы.
— Но… как же Тамара Степановна? — спросила тогда наивная Первенцева.
— А что Тамара? Мавр сделал свое дело, мавр может удалиться. Она в тебя уже вложила все, что могла. Поверь, я могу гораздо больше! Ты ведь не думаешь остановиться на достигнутом?
