Проклятый красный свет, одни несчастья от него! Но красные тюльпаны так хороши…
Вот уж чем я никогда не отличалась — так это сентиментальностью.
Но почему, когда цветы начали засыхать, это показалось мне зловещим предзнаменованием?
Я вынула их из воды и вложила между страницами книги… Как будто хотела продлить им жизнь.
Черт побери, ненавижу всяческие гербарии! Однако и выбросить букет не смогла. Ведь его принес Андрей!
Андрюша, где же ты? Где ты, любимый?
— Владимир Павлович, подпишите эти счета!
— Алексей Иванович подпишет.
— Владимир Павлович, к вам делегация из Сан-Франциско.
— Иван Алексеевич примет.
Дела своего благотворительного фонда Львов практически полностью переложил на двух заместителей. У него имелась на это уважительная причина. Его посетила любовь.
Каждое утро он собирался в клинику, как на службу.
По состоянию здоровья Ирина уже не была «клиенткой» реанимации, однако ее не стали тревожить переводом в общее хирургическое отделение и оставили в той же отдельной палате.
Медперсонал, прежде относившийся к ней с опаской, теперь был рад ее присутствию.
— Мы обзавелись штатным психотерапевтом, — балагурили в отделении.
Словно птичка, прыгала она по коридорам и заскакивала в палаты самых безнадежных больных, грубовато покрикивая на них:
— Чего разлегся? Не надоело койку пролеживать? Пора вставать, а то со скуки окочуришься!
Как ни странно, перспектива «окочуриться» от скуки, а не от недуга, оказывалась для пациентов невыносимой, и они начинали активно сопротивляться болезни. В результате — у одного кардиограмма вдруг улучшится, у другого сахар в крови внезапно нормализуется.
Одной пожилой женщине Ира просто-напросто запретила умирать:
— Не смей, бабка! Совсем сдурела? Глянь в окно: весна!
И та… послушалась. Выписали ее вскоре.
Рыжий клоун на ходулях, поднимающий людям настроение…
— Володечка Павлович, к вам гости!
— Некогда, Зинаида Леонидовна, мне идти пора.
— Родные ваши!
— Останьтесь за хозяйку, Зина. Примите их, покормите и так далее.
— Все будет сделано! По высшему разряду! Уж я расстараюсь!
Родные… Какое странное слово. Только любимому человеку мы можем сказать «родной мой» или «родная моя»…
А тут ты вынужден принимать кого-то малоприятного только из-за того, что твой троюродный брат женился на чьей-то там четвероюродной племяннице… или деверь породнился с шурином… Словом, седьмая вода на киселе.
Ничего общего нет у них с Владимиром, а вот ведь едут да едут! И постоянно чего-нибудь выпрашивают: походатайствовать за них в высоких инстанциях, денег одолжить — без отдачи, как правило. Ему не жалко, но… Не имей он денег и положения, они ведь и носу бы сюда не казали! Мелко, противно.
