Все или ничего | страница 15
Не хватало только арбитров. Да и зачем они, когда в любовном поединке нет ни победителя, ни побежденного? Оба участника выигрывают… если, конечно, понимают один другого. А между Андреем и Ириной взаимопонимание было полным.
По крайней мере, в этом виде спорта, противником которого был тренер Константин Иннокентьевич Самохин…
Первый, самый бурный раунд завершился боевой ничьей:
— Как тебе?
— Здорово! А тебе?
— Выше крыши!
— А моя крыша — поехала. Как от вина.
— Вот и хорошо. Я тоже летаю…
— Когда приземлимся, повторим?
— Спрашиваешь!
Слякоть за окном, клонится к вечеру последний день марта, завтра наступит День смеха, и Ирина перешагнет в новый возраст — разменяет третий десяток.
Влюбленные сговорились тайком от тренеров сходить в ресторан, отметить сие знаменательное событие.
— Ир, ты какие цветы больше всего любишь? Розы?
— Нет, тюльпаны. Они — как весна. Только, пожалуйста, ярко-красные.
— Вас понял!
Но день рождения — только завтра. А сегодня…
…— Кажется, я налетался. Земля, Земля! Захожу на посадку. Даешь добро, Земля?
— Посадочная площадка готова. Только это не Земля, а Марс.
— Выходит, я — первый человек на Марсе! Ура, мы обскакали американцев. Вхожу в контакт с обитателями этой планеты! Вернее, с обитательницами.
— Ну и как, это разумные существа?
— Нет! Совершенно безумные.
— А красивые?
— Не знаю. У них на голове шлемы.
— А если они их снимут? — Ирина отбросила наконец свой блестящий головной убор.
— О! Земным бабам до них далеко.
— Бабам? Грубо! Женщинам…
— Ну нет… Женщины только здесь, на Марсе…
— Их что, много?
— Пока одна. Но энергии у нее — на десятерых… У нее веснушки, а над левой бровью — шрамик. И она — рыжая.
— Говорят, рыжие — бесстыжие. Это подтверждается?
— Стопроцентно… О…
— Что?
— Отключаюсь… Сеанс связи окончен…
— Он прошел удачно…
И снова был полет — далеко, в неизвестность, к звездам и конечно же к огненной планете Марс, владыке созвездия Овна…
А когда Ирина вновь открыла глаза после этой упоительной невесомости, она обнаружила себя в белом стерильном пространстве отдельной реанимационной палаты. Рядом с ней уже никого не было, посетители вышли.
Попыталась сесть на кровати — и не смогла. Тело не слушалось. Не подчинялась даже левая рука — та самая, «золотая левая», что всегда била без промаха. Ирина была левшой, и это нередко давало ей в соревнованиях преимущество.
Поворачивалась только голова, да и то с трудом, все остальное было заковано в какой-то жесткий панцирь. С трудом оторвав затылок от подушки, девушка с ужасом окинула взглядом белый с красными подтеками кокон, который почему-то занимал пространство, предназначенное для ее молодого, сильного тела.