Тогда Андре прыгает в воду на помощь юноше. К несчастью, судно, подхваченное быстрым течением, уносит от смельчаков далеко в сторону.
Они плывут к берегу. Доплывают и попадают в плен к людоедам.
Кочегаром был не кто иной, как Фрике, совершавший кругосветное путешествие. Так он и познакомился с Андре — в африканской реке, среди крокодилов и людоедов. Немудрено, что такое знакомство сразу же очень сблизило их.
Думаю, незачем вновь описывать жизнь моих героев в плену у людоедов, побег и муки в африканской пустыне. Не стану пересказывать и то, как юноша, расставшись с Бреванном, попался пиратам, опять убежал и угодил к краснокожим, снова спасся, перешел Кордильеры[42] и неожиданно встретился в Вальпараисо[43] со своим спасителем. Вместе они поплыли через океан и на австралийском берегу были схвачены каннибалами. Их уже собирались вот-вот насадить на вертел, изжарить и съесть под гарниром из картофеля, как вдруг раздался зычный голос:
— Стой! Измена закона!
Из вечерней тьмы выступила высокая фигура в полной жандармской форме; неясный свет костра придавал ей колоссальные размеры.
То был Онезим-Филибер Барбантон, служивший жандармом в Новой Каледонии[44]. Он вышел в отставку и на пути во Францию потерпел крушение.
Дикари остолбенели. Барбантон выхватил саблю и велел всем разойтись, не то он разгонит «незаконное сборище» силой. Впопыхах жандарм споткнулся, упал, сейчас же вскочил и поднял свалившуюся с головы треуголку. Надевая ее, он сделал воинственный жест и вновь повторил:
— Ну же, расходитесь, не то плохо будет!
Дикари по-французски не понимали, но им послышалось, будто высокий человек произнес слово «табу», объявляя священной свою шляпу. Они все дружно встали на колени, восклицая в священном трепете: «Табу! Табу!»
Пришелец в шляпе «табу» сам становился «табу» — неприкосновенным божеством в глазах дикарей. Таким образом, Барбантону случайно удалось спасти Андре и Фрике. Разумеется, они подружились и с ним.
Вернувшись на родину, жандарм расстался с военной формой и открыл в Париже табачную лавочку, получив на нее права в придачу к пенсии от казначейства.
Увы! Старый воин, изрядно уставший на трудной службе в колонии, не нашел себе на родине желанного покоя.
Мы уже видели, как его жена, урожденная Элодия Лера, превратила дом в преисподнюю. Постоянная, непрерывная, утонченная и злобная тирания измучила бравого жандармского унтера до такой степени, что он с тоской вспоминал время, когда находился среди людоедов-канаков.
