Я притормозила у двойного трейлера Сэди, который она любовно украсила разноцветными завитками с помощью краски из баллончиков. Свой временный дом Сэди поставила на потрясающе красивом участке земли. Тут здорово было наблюдать закаты, а еще отсюда открывался вид на зацементированный пруд, который сейчас сиял ярко-оранжевым, словно в него налили фанты.
Я впервые осознала, насколько Сэди и Мэдди уязвимы здесь, особенно по ночам, на этом открытом участке земли. Мишени.
Я вышла из пикапа и остановилась. Новый образец скульптуры возвышался надо мной фута на три — витая башня из разноцветных банок из-под колы и пива, полосок ржавой жести и бутылочных пробок, прикрепленных к старому столбу изгороди. Древняя кукла, которую я помнила еще по детской коллекции Сэди, венчала эту штуку, прикрученная проволокой. Кажется, куклу звали Молли. Ее светлые волосы и желтое платье видали и лучшие дни. А вот пустые голубые глаза оставались такими же жуткими.
Но, не считая куклы, скульптура была странно очаровательна, словно своеобразное дополнение к трейлеру, покрытому грубыми мазками в стиле поп-арт того же авторства. В ящиках для растений пышно разрослись маргаритки, белые петунии, мексиканский вереск — вполне процветающие, несмотря на сорокаградусную жару.
— Тебе нравится? — спросила Сэди, появляясь из-за скульптуры с кусачками в руках. Возможное оружие, заметила я, на случай, если Сэди оно понадобится. — Я назвала ее «прошлая ночь», в честь того свидания вслепую, которое устроила мне Ирэн. О чем она только думала? Ему как минимум пятьдесят. И у него всего пять волосин. А по дороге он уже пытался запустить свою лапу мне в джинсы. Хорошо, что я ношу стрейч и у него не получилось. — Она ткнула кусачками в сторону моих ног. — Отлично смотрится, кстати. Что случилось?
— Внутри, — уклонилась я.
Пока она собирала с земли свои инструменты, я составляла список наших физических различий. Сэди была не слишком высокой, зато длинноногой, как папа. Мы часто загорали с ней в бикини, вытянувшись на расшатанных садовых креслах и намазавшись «Криско»[11] или детским маслом, а потом каждые полчаса сравнивали прогресс, сдвигая наши руки. Я вечно проигрывала. Сэди прожаривалась до золотистой корочки, а лучшее, что удавалось мне — розовый оттенок жвачки. Ее темные волосы были прямыми, как у меня и мамы, но она всегда безжалостно их состригала. Моей сестре повезло — или не повезло — унаследовать милые, открытые черты лица, которые бестолковые мужчины часто принимали за признак доступности.
