Я никогда от денег не отказывался. Лишь только кто-то показывал мне деньги, я никогда не упускал возможности выхватить их и переложить в свой карман для лучшей сохранности. Так случилось и на этот раз. Карло даже подумать не успел, как пятьсот баксов оказались у меня. Нет, я не был жаден до денег. Деньги были всего лишь тем средством, которое удовлетворяло мои тринадцатилетние запросы.
— Да Пинокио, ты своего не упустишь, — сказал Карло глубоко вздыхая. — Далеко пойдешь, пока карабинеры тебя не остановят.
Я тогда не понимал, почему отец всегда называл меня деревянным.
Умом меня вроде Бог не обидел, да и друзья уважали меня за мой утонченный интеллект. Но вот однажды пришел тот день, когда я все — таки узнал тайну своего прозвища. Было это накануне моего дня рождения. Кто бы мог подумать, что богу вдруг стало угодно свести меня с той старухой, которая была свидетелем моего появления на свет. Черт меня тогда угораздил на пересечении улицы Виа Виторио Эммануэль и Виа Рома зацепить бампером своего кабриолета ее ржавое двухколесное чудовище со стертыми шинами. Старуха, не удержавшись на велосипеде, прямо ввалилась ко мне в салон, по пути потеряв свои старомодные башмаки с латунными пряжками.
— Здрасте, — прошипела она, очутившись на заднем сиденье. — Кажется я удачно приземлилась?
— Эй, сеньора, вы часом адресочком не ошиблись? Это моя машина, а не благотворительный фонд святого Себастьяна.
— Вот именно ты и нужен мне сорванец, — сказала ведьма. Мне тогда хотелось выйти из кабриолета и вытащить сеньору из своей машины, но ее таинственный голос остановил меня на половине пути.
— Я знаю, кто ты такой, — прошипела мне старуха прямо на ухо, будто змея. — Твоего папашу звать дон Карло Дженовезе «шарманщик»?
— Это истинная, правда. Кто бы стал с этим спорить, — ответил я, окончательно убедившись, что ее падение было не случайным, а запланированным.
— А ты знаешь, где твоя мать и вообще, кто ты Пиноккио Дженовезе есть на этом свете? — сказала старуха, с каждой минутой интригуя меня все больше и больше.
— Меня звать Пиноккио и я сын папы Карло, — сказал я, гордясь своей фамилией.
— Эх, мой юный друг, только я знаю тайну твоего рождения, потому что вот этими руками я приняла тебя в тот момент, когда твоя мать Мария Полено родила тебя в доме дона Карло. Родила и тут же умерла, так и не дав тебе вкусить материнского молока. С тех самых пор тело ее покоится на дне средиземного моря, а не отпетая душа бродит по сету в поисках пристанища.
