«Комиссару НКВД Фатееву. От Краснова Валерия Леонидовича. Заявление…»
Валерка, макая в чернильницу ручку, шкрябал ей, выводя буковки. Они, словно солдатики, выстраивались в шеренги. Шеренги в строй, неся в себе все то, что нагорело на душе за все эти дни и недели. Он писал, кто был его отец, кто мать. Он писал, что отец не мог быть немецким шпионом по причине того, что он воевал в Испании за повстанцев в составе интернациональных сил, и даже был ранен. Писал и о том, каким уважением пользовался он на работе, и каков он был в семье.
Моня надел свои старенькие круглые очки и, взяв лист, исписанный аккуратным почерком Краснова, прочел его послание.
— Через пару дней, Валеричка, Фатеев должен забирать вот эти ботфорты. Вот тогда он и достанет это письмецо. А как прочтет его самолично, без своих замов, так может, что и предпримет? Будем надеяться, что он действительно порядочный мужик.
— Дядя Моня правильно говорит, нужно попробовать все варианты… Может они, хоть мать твою отпустят, — сказала Ленка, предчувствуя удачу.
Ночь подкралась и накрыла весь город черным мраком. Лишь редкий, тускло горящий одинокий фонарь, еле-еле освещал дорогу. В такую темень, все прогулки по Смоленску было занятием довольно рискованным. Реальность попасть в канализационный люк, открытый местной шпаной и сломать ноги, была как никогда вполне вероятна. Еще была опасность нарваться на более наглых грабителей с Таборной горы, которые ночами целыми бандами промышляли в спящем городе, выискивая себе богатеньких жертв, чтобы раздеть и разуть их в темноте проходных дворов.
В такое время даже милицейские патрули старались отсиживаться по своим опорным пунктам, убивая время игрой в домино и распитием самогона.
Леди шла, нежно держа Валерку под ручку. В эту минуту она чувствовала, что Краснов за этот день очень изменился. Он хоть и шел рядом, но все, же был как-то далек и немногословен. Ей было понятно, что Валерка прокручивает в голове какие-то свои схемы, которые должны были вернуть его жизнь в нормальное русло.
Шли не спеша. Валерка уверенно вел её через дворы, не просто сокращая путь к дому Леди, а стараясь избегать людных и освещенных мест, где мог быть опознан чекистами. Его страх в эти минуты был не за себя. Он больше всего боялся за Ленку, которая доверилась ему. Только она сейчас была тем самым дорогим человеком, оставшимся у него после ареста родителей.
Краснов шел, держа одну руку за пазухой. Он крепко сжимал деревянную рукоятку «Сент-Этьена», а указательным пальцем, как бы играя, прокручивал барабан французского револьвера. Звук трещотки переводчика барабана приятным щелканьем исходил из-под его летной куртки и придавал Краснову необыкновенную уверенность в себе. Любой грабитель или даже группа дворовой шпаны из враждебного двора или района, могла быть повергнута в шок только одним видом этого шестизарядного монстра.
