Сам того не желая, он изобразил мост и человека на нем. А вместо себя и Зигфрида – какие-то невнятные холмики с крестами. Что это такое, черт возьми? Могилы? Уж не кличет ли он сам на себя беду? А что это за огромный глаз, повисший надо всем? Символ неведомого нечто, что продолжает следить за ними, даже заживо погребенными в бетонном крошеве?
Книжник помотал головой. Проклятая паранойя – чем больше от нее бежишь, тем крепче она тебя хватает. И уже каким-то изощренным мазохистским удовольствием становится это рисование на стене, извлекающее наружу потаенные страхи. Он знал за собой эту слабость – царапать на бересте всякую чушь – это его успокаивало. Был бы он, скажем, прирожденным воином – таких проблем бы не было. Потому что разум ратника прост и ясен. А тот, кто строит из себя интеллектуала, всегда будет уязвим перед слабостями и страхами. Потому что природу не обманешь: коли она что-то дает тебе – то непременно что-то заберет взамен.
Вскоре он ощутил, что и рисунки не отвлекают от навязчивых мыслей – о том, что они, по сути, в западне, выбраться из которой практически невозможно. При мысли об этом сбивалось дыхание. Глупо было бы задохнуться не от недостатка кислорода, а от собственного страха.
Книжник сжал зубы. Что он переживает, как баба? Попадали люди и в более серьезные ситуации, когда действительно не было никакого выхода, но нужно было продолжать выполнять поставленную задачу – потому что так велит твой долг.
Рука сама нашарила в кармане потрепанную записную книжку в задубевшем переплете, «украшенном» дырой от пули. Пальцы погладили обложку. Вот человек был: знал, что гибель неизбежна, но продолжал до последнего тщательно записывать то, что считал важным.
Его вдруг пробрала дрожь от странной мысли: ведь погибший майор адресовал написанное не кому-нибудь, а ему, лично ему – единственному, кто отыскал эти записи! И, стало быть, не прервалась цепочка, связывающая воедино поколения защитников родной земли. И вот он сам, как тот погибший майор, загнан в угол, и единственное, что может сделать – передать эту цепочку следующему – тому, кто найдет этот блокнот!
Эта мысль придала Книжнику сил. Он пролистал дневник почти до конца. Записи обрывались темно-бурым пятном на странице. Следующая была чистая – если не считать отпечатка того же кровавого пятна.
У него не было ни карандаша, ни ручки – бумаги в Кремле не производят, а на бересте пишут острыми стилосами. Так что пришлось заново изобретать перо. Не особо выдумывая, он соскреб сажу со сгоревшей лучины, густо плюнул и замесил некое подобие чернил. В эту жижу и обмакнул стилос.
