Русские продолжают отступать, не неся значительных потерь. Немцы захватывают пустые пространства, фактически без соприкосновения с противником. Пара перевернутых подвод, да конские трупы, да взорванные колодцы – вот и все, что встречается им на пути!
Чем ближе Кавказ, тем все эфемернее становится связь между отдельными полками и дивизиями. Иногда только клубы пыли на горизонте обозначают смежные колонны войск на флангах.
Теперь уже даже слепому – да всем, кроме фюрера! – было очевидно, что русский Генштаб сумел убедить Сталина отказаться от доктрины «ни шагу назад!» и в будущем гигантские котлы сорок первого с миллионами пленных исключены. А значит, постоянно ускользающий враг всегда будет впереди, и сколько бы немцы ни отхватывали этой выжженной кровавым солнцем степи, он будет так же неуловим, боеспособен и ужасен, как волк-оборотень – «Вервольф».
Йодлю до чертиков хотелось сказать обо всем этом фюреру, да просто выпалить ему все это прямо в лицо! Но он знал, что похожее и в весьма бесцеремонной форме уже высказал ему Гальдер.
– Вы лжете, Гальдер! – истерично крикнул тогда начальнику Генштаба фюрер.
– Вы лжете, Йодль! – точно так же крикнет он ему сейчас.
И Йодль только покорно кивнул головой.
Вдохновленный молчаливым согласием Йодля, Гитлер по-наполеоновски прикрыл ладонью глаза, на секунду задумался, словно прозревая туманное будущее, и вдруг, оторвав руку от лица, резко выбросил ее вперед.
– Йодль! Я уже не раз говорил, что всю ответственность за эту войну перед богом и немецким народом я беру на себя! У вас не должно быть никаких комплексов! Никаких сомнений! Вы все тут ни при чем! На ваши плечи ляжет только легкое бремя победы! А на мои…
Брови Гитлера тяжело сомкнулись, серое одутловатое лицо на миг показалось Йодлю стальным.
– У меня есть две возможности: либо успешно осуществить мои планы, либо проиграть. Если я выиграю, я стану одним из величайших людей в истории. Если проиграю…
Гитлер величественно вскинул голову, оставив незаконченной, быть может, самую сакраментальную для него мысль. В первую секунду Йодль был потрясен такой чудовищной откровенностью вождя. Но уже во вторую вдруг вспомнил, что нечто подобное Гитлер уже говорил, кажется, Шпееру в Оберзальцберге после рандеву с кардиналом Раульхабером. Кажется, Шпеер даже рассказал об этом при встрече с ним и Кейтелем. А может, это разнес по свету кто-то из друзей Шпеера.
Едва ли и сам фюрер, сказав столь исторические слова, не был заинтересован, чтобы они стали достоянием широкой общественности и были увековечены! Как бы то ни было, но теперь Йодль отчетливо, как перед смертью, вспомнил недосказанные слова фюрера.
