– Ади, Ади!
Гитлер с трудом открыл слипшиеся от конъюнктивита глаза и, как параличный, немного жутковато улыбнулся. У края кровати на коленях стояла та, которую одни называли очаровашкой, другие – скорее симпатичной, чем красивой, а он сам, не без легкого пренебрежения, «привлекательной штучкой».
Дольфом, Ади или Альфом Еве было позволено называть его только в самой интимной обстановке, «между четырех глаз». На людях она звала его, как все – мой фюрер.
– А!.. – натужно закашлялся Гитлер. – Это ты, моя прекрасная нимфа у Хофманна! Мое маленькое сокровище! Ты со мной или мне это только кажется? Который час? Уже утро? Почему меня не будят?! Где этот чертов Линге?!
– Сейчас ночь, дорогой! Лежи! Я только что прилетела спецрейсом. Как ты меня напугал!
– Ночь? Как странно! Ты только посмотри, Чапперль, что они со мной сотворили! – Гитлер вплотную придвинулся к самому краю кровати. – Пять минут назад приходил Геринг. Он буквально домогался, чтобы я сделал политическое завещание! Какая наглость! Ты не поверишь, как они тут все жаждут моей смерти! Все, кроме тебя и Шпеера! Но я их всех обломил! Самоубийцы! Без меня Сталин в считанные месяцы превратит Германию в компост и будет удобрять им бесплодную Сибирь! Чапперль, не верь никому! Только грудные дети невинны и искренни!
Ева самозабвенно прижалась щекой к его потной руке. Нет-нет! Она никогда не посмеет задать своему Ади, своему любимому Волку – именно так велел называть себя Гитлер в самом начале их знакомства, – дурацкий вопрос: а может ли она в таком случае верить ему?
Давным-давно гадалка нагадала ей: «Я не могу обещать тебе счастливую любовь, но о твоей великой любви будет говорить весь мир!»
И когда вчерашняя выпускница монастырского лицея, а с некоторых пор бухгалтер в фотоателье Хофманна, встретила там «господина Вольфа» – интимного друга «драгоценного Хофманна» и фюрера одиозного и быстро набирающего силу национал-социалистического движения, – главный вопрос ее жизни был решен кардинально и бесповоротно.
И если до встречи с Гитлером Ева с легкой руки старшей сестры из довольно набожной ученицы монастырского лицея стремительно превратилась в модерную девицу в стильном коричневом костюме, такого же цвета берете, туфлях и с сумочкой через плечо, с изящной пудрой на пухленьких щечках, алым штрихом помады на губах и распущенными волосами до плеч, то сразу же после нее она в угоду своему кумиру круто изменилась.
Фюрер всеми фибрами своей души ненавидел загорелую кожу как признак негроидной расы, и Ева без малейших колебаний раз и навсегда избавилась от привычки часами валяться под солнцем. По той же причине она отказалась от массажа, обожаемых танцев и даже от любимейших духов «Шанель № 5».
