— Я знаю, как Леша уважал и любил его, — тщательно подбирая каждое слово, сказал я. — Думаю, он очень переживал бы, если бы поссорился с ним.
— Наверное, да. Но какое это имеет теперь значение?..
Судя по интонации, ее последний вопрос был риторическим и я не стал развивать тему дальше. Мы постояли молча какое-то время, но потом взгляд ее больших голубых глаз скользнул мимо и остановился где-то за моей спиной. Я обернулся. На выходе, около распахнутых дверей столовой, по привычке засунув руки в карманы, замерла Вика Ольшанская.
— Эта девочка… Она же новенькая, да?
Вика напряженно приподняла плечи, будто готовясь броситься наутек при любой попытке приближения.
— Новенькая?
Я вспомнил, что собирался сделать уже два месяца. Глянуть ее «досье». Мысль о том, что я, так ни разу его и не просмотрел, повергла меня в шок, ведь Вика была одной из самых ярких и неординарных учениц этой школы. Я успокоил себя мыслью, что до этих пор был постоянно загруженным — куча каких-то мелких дел, консультаций, КВНов и заданий от Аллы Ивановны.
— Я видела ее пару раз. Леша, кажется, даже дружил с ней.
— Да, я слышал. И они, насколько я знаю, расстались незадолго до… — я запнулся, почувствовав неловкость, но продолжал смотреть на Вику. Та не двигалась с места, немигающим взглядом сверля нас с матерью Литвиненко.
Александра Анатольевна вдруг повернулась ко мне и я заметил, как на ее лице появилось презрительное выражение.
— Вы считаете, что Леша мог… из-за нее?.. — она раздраженно выдохнула. — Да нет же… Знаете, столько их было… это все проходящее… У такого мальчика, как мой сын, с девчонками проблем никогда не было. Вы не о том думаете, Кирилл Петрович.
Это прозвучало как намек. Александра Анатольевна гордо подняла подбородок и поджала губы. Видимо, поверить в самоубийство сына ей не удастся никогда, но озвучить свои предположения она не решилась. Да и не нужно. Я прекрасно понимал ее сомнения и, кроме того, слишком хорошо знал парней типа Лехи. То, что он преследовал Вику и не упускал ни одной возможности, чтобы уколоть ее, да еще и в присутствии максимального количества слушателей, не выбивалось из его стиля поведения. Это свидетельствовало о банальном ущемленном самолюбии. Но никак не о разбитом несчастном сердце, готовом на все, лишь бы найти себе утешение.
Из приемной наконец вышла Алла Ивановна и через несколько секунд забрала мою собеседницу к себе в кабинет. Я двинулся вперед, но Ольшанская резко развернулась и почти бегом выскочила из парадного входа. Черт!.. Гнаться за ней было бессмысленно.
