* * *
Руководство я все же обнаружила там, где и положено, – в кабинете начальника. И это было, прямо скажу, волшебное видение, которое не вязалось ни с грязной бытовкой, ни с утерянным инструментом. Оно просто не могло иметь ничего общего с этой прозой. Исполняющий обязанности руководителя главный инженер Владимир Нурильчик словно сошел с обложки глянцевого журнала: элегантный красавец в белом костюме от Armani, со стильной прической, с дорогими часами на руке. Его легче было представить на подиуме, чем на путях.
* * *
Разговаривал он со мной неохотно. Сказал буквально следующее: «Предприятие наше развивается, в частности, постоянно улучшается балльность пути и снижается количество неудовлетворительных километров».
* * *
О сокращении заметил следующее: «В этом году произошло сокращение штата в дистанции примерно на шестнадцать процентов. Комплексную бригаду в составе сорока семи человек перевели в другое предприятие, они там трудятся вахтовым методом, обслуживая вверенный участок дороги. У них есть необходимые условия для проживания и транспорт. В связи с переводом эти работники в заработной плате и социальном пакете нисколько не потеряли. Номера телефона этого предприятия и адреса я, к сожалению, не знаю и, увы, здесь вам ничем помочь не могу».
* * *
Задала я вопрос и об Андрее. «А что он? Мы его не перевели, он работает на прежнем месте, – ответил господин Нурильчик. – Я его знаю давно. Это грамотный специалист. Однажды он увольнялся, но по решению коллектива мы попросили его вернуться обратно…»
* * *
В общем, все хорошо и волноваться не о чем.
Я описала все как есть: бытовки, сокращения, белый костюм. Главный редактор прочитал и несколько растерянно спросил: «А ты не боишься говорить правду?». Я отрицательно мотнула головой. Статью поставили в номер. Но, странное дело, вместо чувства победы, мне сделалось невероятно пусто, я поспешила домой и с нетерпением стала ждать ночи. Сейчас как никогда мне жизненно важно отдохнуть и отвлечься. Или уйти…
Я проснулась и начала анализировать свою жизнь. С детства я хотела быть журналистом, о другой профессии и мысли не допускала. Первая публикация в шестнадцать лет, потом последовало активное сотрудничество с «районкой». Вскоре мечта стала профессией, подкрепленная дипломом и покорившей экзаменационную комиссию работой.
С профессиональной задачей – донести события до читателя – я обычно справлялась на «отлично». Начало моей деятельности пришлось на девяностые годы, когда работа журналиста подвергалась только корректорской правке, слова вроде «идеология» мы слышали из уст старших коллег и удивлялись, как здравомыслящему, образованному человеку можно запретить писать правду? Ну в самом деле, как такое возможно? Если судят, к примеру, банду, на совести которой более десяти человеческих жизней, а им потакает прокурор – это видно по ходу процесса невооруженным взглядом. Значит, так об этом и пишем, а редактор соответственно все пропускает. Процесс затягивается, убийцы получают большие сроки. Если поставка продуктов в районы Крайнего Севера нарушена, люди месяцами живут без самого необходимого – снова пишем. Чиновники проводят совещания одно за другим, и уже через неделю после выхода статьи к северянам поступают продукты. Так было много раз. И казалось, будет всегда. Но однажды к нам в командировку приехал журналист из Би-би-си, вполне сносно говоривший на русском. Мы откровенничали с ним, и он пророчески произнес: «Через каких-нибудь пять–десять лет вы не сможете так же открыто работать… Свобода слова? Вы же за нее не боролись. Даром получили – и легко отдадите». Я так и не поняла этого «вы за нее не боролись» – скорее всего эта фраза адресована лично мне, я действительно получила ее даром как само собой разумеющийся факт. Более того, я искренне считала, что буду всегда жить при демократическом строе и с моим чувством социальной справедливости смогу принести максимальную пользу обществу…
