— Кто же? — Аркадий Петрович закрыл глаза.
Он чувствовал тяжесть на сердце. Страшную тяжесть, словно в грудь заложили порядочную порцию тротила и теперь она готова взорваться.
— Я скоро приду к тебе…
Все разом смолкло. Наступила обычная тишина городского кабинета, прерываемая звуками бурно живущей улицы.
«О господи!» — он закрыл лицо руками.
— Аркадий… Пе-Петрович…
Он оторвал ладони и увидел Инну Ильиничну. Женщина, бледная, как смерть, стояла в проеме двери, не зная, что ей предпринять. Ее сотрясала мелкая дрожь:
— Аркадий Петрович, что с вами?
— Со мной? — он попытался принять здоровый вид, даже выпрямился в кресле.
Черты лица секретарши застыли, превратившись в восковую маску. Только губы подрагивали:
— Вам плохо?
— Мне? — он прижал руку к груди. Тяжесть исчезла, но все равно было как-то не по себе.
«Наверное, дело движется к инфаркту», — мелькнуло в голове.
— Вам плохо? — она сделала робкий шаг к его столу и, охнув, всплеснула руками: — Ой! Зеркало треснуло!
— Плохой знак… как говорят.
— Только не берите в голову! — слишком горячо залепетала она. — Это все бабушкины сказки. У меня сто раз всякие зеркала разбивались, и ничего. Только однажды кенарь околел… Ой, да что я вам говорю-то! Может, еще чайку?
Он отрицательно покачал головой. Потом, подумав, попросил:
— Вызовите моего врача. Хочу провериться на всякий случай. И начинайте готовить документы по слиянию.
Инна быстро исчезла, бесшумно прикрыв за собой дверь, но через минуту ее голова снова просунулась в кабинет.
— Что-то еще? — Мамонов поморщился, скорее от уходящей головной боли, нежели от недовольства. Но секретарша все же побледнела и выдавила из себя извиняющуюся улыбку:
— К вам дочь.
— С каких это пор Виола решила заявлять о себе через секретаря? — он удивленно вскинул брови.
Тут дверь открылась широко.
— А это вовсе и не Виола, папочка, — улыбнулась ему Сашка и, легонько подвинув Инну, скользнула через порог.
— Не верю глазам своим, — Аркадий Петрович тяжело поднялся из-за стола и, раскинув руки в стороны, тоже улыбнулся ей. Широко и радостно.
Она быстро подошла к нему и прильнула к его плечу щекой.
— Ну-ну, — он погладил ее по голове.
Сашка зажмурилась, как котенок. Ей одной, единственной из всех на свете, разрешалось появляться в кабинете отца внезапно, без предупреждения. Она одна могла рассчитывать на его ласку в любое время дня и ночи, когда бы ей ни заблагорассудилось ее получить. Отец — суровый и всегда занятый для других — при ее появлении «расплывался в сироп», откладывал свои дела и, похоже, с удовольствием погружался в пучину ее проблем. Однажды, года три назад, в этом самом кабинете он решал с ней какую-то жутко сложную задачку по физике. И все это время в приемной толпились важные дяди, которых он вытурил из-за своего стола, прервав совещание. Сознание своего превосходства по части отцовской любви и опеки заставляло Сашкино сердце гордо биться.
