Действительно, слышалась какая-то нестройная музыка, точнее, подобие музыки, но она исходила не из рояля, а из самой стены зала, как будто стена была полая, и в этом пустом пространстве кто-то невидимый настраивал невидимый инструмент. Вместе с настройкой невидимого инструмента слышался и топоток, и это стало мешать актерам должным образом доносить до слушателей скандинавскую поэзию с ее скромными децибелами. Кмет Софии незаметно подозвал некоего молодого человека, прошептал ему что-то на ухо, и молодой человек тут же вышел из зала, видимо, чтобы проверить, откуда идут эти мешающие церемонии шумы. Через некоторое время молодой человек вернулся и сказал что-то на ухо кмету. После этого господин Лундквист подошел к микрофону, поблагодарил за оказанную ему высокую честь и начал рассказывать о себе, вернее, представлять самого себя присутствующим.
Он начал рассказывать о себе, а в это время со стороны задней стены снова понеслись шумы. К настройке невидимых струн присоединились на этот раз ударные инструменты, да еще несколько раз прозвучала труба, которую будто кто-то сильно продувал. Вслед за этими шумами раздался топоток и все переместилось в соседнюю стену. На этот раз кмет не стал подзывать молодого человека и говорить ему что-то на ухо, а сам поднялся и энергичной походкой вышел из зала. Вскоре после этого все стихло, он вернулся и занял свое место в президиуме. Я сидел в первом ряду, наблюдал все это и слышал, как кто-то сказал протяжно и тихо: „Шшшшшшшшшш!“ Хотя с тех пор прошло несколько недель, а и сейчас, рассказывая эту историю и припоминая все по порядку, могу побиться об заклад, что шиканье исходило из самой стены. Я уловил шепот и шушуканье и на потолке, там кто-то словно бы двигался на цыпочках, стараясь не шуметь и ничего по дороге не свалить. Но сколько там ни старались, что-то металлическое упало, после чего наступила полная тишина.
Могу сказать, что с этого момента мое сознание постепенно отключалось от церемонии и сосредоточивалось на загадочных звуках, на шепоте, шумах и том металлическом предмете, который упал внутри стены или над потолком. Я оглядел облицованные стены и потолок — все, на мой взгляд, было сделано основательно. Стены здесь толстые, они несут на своих плечах огромный отель, да еще заключают в себе все те невидимые и странные механизмы, которые круглосуточно, через равные интервалы, измеряют и пишут светящимися цифрами время и температуру воздуха, чтобы люди, проходящие мимо гостиницы, могли получить необходимую информацию. Еще в этих же стенах должна бесшумно функционировать климатическая установка, должны умещаться все механизмы часов в главном фойе, должны располагаться и другие механизмы и приспособления, которые озвучивают весь японский отель тихой музыкой, а также абсолютно бесшумно открывают двери, как только к ним подходит человек, и так же бесшумно закрывают их за его спиной, когда человек уже вошел в отель и вдохнул первый глоток прохладного воздуха. И может быть, там, внутри, в пустотах толстых стен, скрывается то самое, что ухаживает за миниатюрным японским садом и ровными волнами причесывает гравий… Дурацкая мысль мелькнула у меня в голове: а вдруг в пустотах внутри стен осторожно, на цыпочках, передвигаются люди? Что это за люди? Да скорее всего японцы, забытые в бесчисленных пустотах стен еще с того времени, когда их компания строила отель. Мысль была абсурдная, но я уже не мог от нее избавиться. Я предполагал, что исключительная дисциплинированность забытых в стенах японцев заставляет их продолжать свою работу, то есть что они не только смонтировали сложные и недоступные человеческому глазу механизмы своей японской автоматики, но и заботятся об их исправной работе. Ведь если осмотреть японский отель со всех сторон и во всех его деталях, мы убедимся в том, что перед нами по существу огромный транзистор, требущий каждодневных забот. Если компания в конце концов вспомнит о своих работниках, она демонтирует часть стен и откроет проходы к бесчисленным внутренним пустотам.
